Завьюжь меня

Раньше ему парни дворовые помогали, а сейчас, видишь, сам. Сумасшедший! — Становилось холоднее. И тулуп уже не спасал от злых ветров, а снежинки больно жалили щёки. Парень упорно продолжал свою работу, чуть ли не зарываясь в снег головой. Нужно было именно сегодня. 

— Я домой пойду, Лик. Ты как? 

— Не сумасшедший, а влюблённый, — обиделась Лика, будто послание это адресовалось ей. И уверенной походкой она отправилась в сторону парня, начиная помогать ему сгребать снег. Руки у того оказались синими, с фиолетовыми ногтями, и девушка уже хотела поделиться с тем своей варежкой, как вдруг это сделал за неё брат. 

— Значит, буква "м" опять моя? — спросил он у парня, широко улыбнувшись. И тот улыбнулся ему в ответ.

***

Эдмунд был невероятно красив. Идеальная выправка, белый, расшитый золотыми нитями камзол и непослушные рыжие пряди, норовящие выпрыгнуть из хвоста. Он уезжал из родной деревеньки неказистым подростком, до безобразия худым, и только большие зелёные, почти кошачьи глаза могли привлечь внимание противоположного пола. Впрочем, теперь, когда тот вытянулся и раза в два увеличился в плечах, на него не жаловался. И теперь, когда он вернулся в родные края, прохожие провожали парня недоверчивыми взглядами. 

— Неужели это наш Солнечный принц? — восхищённо выдохнули где-то за спиной, и Эдмунд почти сразу же обернулся на этот голос. Перед ним стояла Лика. Практически не изменённая. Всё такая же маленькая хрупкая фигурка, всё те же чертинки в глазах и небрежно заплетённая коса — девушка эту процедуру недолюбливала. И вот, он не видел её пять лет, а испытывает только удивление и лёгкую тоску по детским годам. А девушка ведь ждала, каждый месяц приходили письма. Эдмунд не отвечал. Не знал, что ответить влюбившейся девчонке, сестре лучшего друга, а значит, хранимому и оберегаемому цветочку. И Лика писать перестала. 

— Да, это я, — он робко улыбнулся, не зная, о чём ещё можно говорить с первой красавицей на деревне, а Лике невыносимо хотелось его обнять, своего Солнечного принца. Девушка сама когда-то придумала ему эту кличку. Королева не пришла. Ни на четвёртую зиму, ни на пятую, а Эдмунд всё продолжал писать. И Лика восхищалась силой его любви, всё крепче привязываясь. И как же ей хотелось, чтобы и о ней кто-то говорил с такими горящими глазами, задыхаясь от нехватки слов. Но во взглядах, которыми одаривали её парни, всегда тлело что-то немного дикое, опасное, и не было в нём места живому восхищению.