Под тихое мурчание...

Лучше он будет громко говорить вслух или петь – тогда точно и не заснет, и не замерзнет!

- Больше я ни за что не соглашусь ехать один, зимой, с неисправной печкой и на такое большое расстояние, даже если ты, многоуважаемый партнер, будешь меня на коленях об этом умолять и даже если тебе пообещают за это триста процентов прибыли! И вообще, с чего вдруг какому-то крошечному городку так срочно потребовалась целая фура кормов для животных? И какие в этой дыре могут быть «выгодные связи для бизнеса»? – громко сказал молодой человек.

Он был один на темной пустынной дороге, на многие километры вокруг него не было ни одной живой души – не было вообще ничего, кроме заваленного сугробами леса – и этот монолог, как ему показалось, прозвучал очень грозно и монументально. Наверное, ему следовало добавить к первому обещанию еще пару таких же громких и патетичных, но он не сумел придумать ничего подходящего. Все остальное он в своей жизни делал правильно – ну, или ему так казалось…

Не найдя нужных слов для пафосных сентенций, Егор решил что-нибудь спеть, и следующие сорок минут кабина его фуры оглашалась крайне фальшивым исполнением всевозможной попсы.

Молодой человек продолжал бы петь и дальше, но обнаружил, что больше не помнит ни одной песни – разве что обрывки отдельных куплетов, которые он слишком редко слышал по радио, чтобы запомнить. Некоторое время Грушев ехал в тишине, но теперь, после того, как он столько времени шумел, эта тишина стала какой-то особенно убаюкивающей. Да еще дорога как будто бы стала ровнее, и машина больше не тряслась на ухабах, а лишь плавно покачивалась, создавая ощущение, что Егор не то едет в поезде, не то вовсе качается в колыбели. Надо было снова встряхнуться, вспомнить еще какую-нибудь песню или начать исполнять только что спетое по второму кругу. И дальнобойщик уже собрался снова еще раз затянуть одну из спетых песен, когда освещенная фарами часть дороги перед его глазами начала уменьшаться – словно у фар, как у глаз, были веки, которые теперь медленно закрывались…

Грушев все-таки сумел не провалиться в сон полностью.

За мгновение до того, как узкая щелка света, в которую превратилась освещенная часть дороги, схлопнулась окончательно, он заставил себя вернуться в реальность, резко взмахнул головой и еще крепче вцепился в руль, собираясь, если понадобиться, вернуть машину на середину дороги. И он наверняка сумел бы это сделать, если бы опомнился на долю секунды раньше.