Путь Князя I. Следопыт

И действительно, заказ я уже успел сделать, но только для дочки. Не успела она залезть в плетёный стул, как перед ней поставили большую вазочку с мороженым, посыпанным шоколадной крошкой. Две пары глаз уставились на меня: радостные дочкины и слегка осуждающие у жены.

— Не торопись, ешь потихоньку, — сказала она дочери.

Я открыл меню, есть особо не хотелось, но раз уж выпала возможность провести время с семьёй, почему бы не побаловать себя десертом...

Сзади раздался противный визг шин и истошный крик какой-то девушки.

Скрип сминаемого металлического ограждения резанул по ушам. Я подскочил с кресла и увидел, как чёрный джип, столкнувшись с бордюром, встал на дыбы, подпрыгнул и полетел прямо на нас, сметая всё на своём пути. Я слышал истории, что в критических ситуациях человек способен на такое, о чём в спокойной обстановке даже и помыслить трудно. Не солгали.

Не знаю как, но я успел отбросить дочку в сторону. Кинулся к Лене, но тут меня сплющило. В спине взорвался комок боли. Пришли боль и тьма...

Пришёл в себя через месяц, когда врачи не надеялись, что я выживу. Сорок четыре часа на операционном столе. Весь перемотанный бинтами, в ногах и руках торчали металлические штыри. От некогда здорового и крепкого тела не осталось и следа. Сейчас я больше походил на безвольную, поломанную куклу или мумию, если судить по количеству белых повязок. Или на больного чумой, если судить по запаху гноя.

Попробовал пошевелить рукой. Не вышло. Ноги тоже не слушались. Последствия операций, и скоро всё придёт в норму? Не пришло.

Ни через день, ни через месяц. Единственное, чем я мог шевелить, были два пальца на правой руке. Как они сохранили чувствительность? Иначе как чудом это не назовёшь.

Никто из врачей со мной не говорил. Пару раз в день приходила молчаливая, с тревожными глазами, медсестра и делала перевязки. Я ежесекундно мучился вопросом: «Что с Леной и Женей? Живы ли? Не пострадали?».

Через три дня после пробуждения явились сотрудники полиции. Мельком посмотрели на меня, поговорили с лечащим врачом.

Ушли. И что я мог им поведать нового, да и в целом сказать? Я лежал парализованным овощем, не в состоянии даже поднять руку или исторгнуть из зачерствевшей иссохшей глотки хоть звук.

Ещё через день к руке подсоединили устройство, убого слеплённое из тачпада, с парой мониторов, через которое я мог, пусть и медленно, но печатать текст.

«Жена? Дочка?», — было первым, что я напечатал одубевшими пальцами, когда в мою палату, наконец, заглянул врач.