Ученик

— У нас всего семь настоящих охотников да шестеро сборщиков, не боящихся далеко отходить от селения. Будь их больше, наш оазис не голодал бы во время засухи.

— Я понял. Охота — очень опасное занятие, на которое мало кто решится, — произнёс я, приблизившись к стеллажу. Взгляд почти сразу зацепился за длинный веретенообразный шип длиной сантиметров пятнадцать. Ну, хоть какое-то оружие.

— Я пошла работать! — крикнула сестра от выхода и тут же исчезла за циновкой. Мать проводила её хмурым взглядом, покачав при этом головой.

Сестра, сама того не ведая, позволила мне забрать шип и незаметно спрятать за пазуху, воткнув в грубую ткань одежды, словно крупную булавку.

— Пойдём и мы, сынок. Нам не стоит спешить, ведь я ещё должна рассказать, что мы будем делать на ферме и какие там правила.

Каково было моё удивление, когда я покинул хижину. Я рассчитывал увидеть множество незамеченных вчера подробностей, таких как ограда, камни, приметные места на стенах хижин. Но, осмотревшись, понял, что всё успел заметить в ночное время.

Получалось, что моё зрение позволяло видеть ночью не хуже, чем днём? Что ж у меня за глаза такие? Неужели один из самых сложных узлов уже сформирован?

— Какая встреча! — раздалось со стороны посёлка, отвлекая меня от размышлений. Повернувшись на голос, я увидел толстого мужчину, ковыляющего к нашей хижине странной походкой. Так передвигаются люди, у которых серьёзная травма ног или от рождения сильный дефект. А ещё у человека не было правой руки. Конец пустого рукава был заправлен за пояс, откуда его пытался выдернуть ветер.

Мне сразу стало ясно, кто пожаловал к нам в гости. Папаша Сахема.

— Что тебе надо, Хамиз? — Голос матери зазвенел сталью.

— Да уж не твои обвисшие прелести, подстилка хаоса! — рассмеялся однорукий. — Я пришел спросить с твоего поганого щенка, за что он покалечил моего сына?

Не знаю, как бы повёл себя в сложившейся ситуации настоящий Фархат, но в моём мире за подобные оскорбления в адрес твоей матери брали лишь одну плату — кровь оскорбившего.

А учитывая, что однорукий пришёл причинить вред лично мне, я, ухватив мать за руку, тихо произнёс:

— Мама, это мужской разговор.

И шагнул вперёд, навстречу однорукому толстяку. В правой ладони уже лежал шип, доставшийся мне от шипохвоста, и я знал, как его применить.

Глава 3 Договор

— Сынок, он убьёт тебя! — раздалось за спиной. И столько в этих словах было страха за мою жизнь, что я понял — однорукого нельзя оставлять в живых.