Убийца на краю империи

Так?

— Так, — растерянно ответил я.

— Вот, — Мирзенко радостно погладил телефонный аппарат с наборным диском. — Чистосердечное признание поможет скостить срок.

Похоже, день перестаёт быть томным.

— Нет, — отрезал я.

— Что — нет? — Мирзенко больше не улыбался.

— Я не буду подписывать эту чушь. Гимназия Эфы, в которой я учусь, обеспечивает меня равными правами с другими клановцами. Имела место дуэль, из которой я вышел победителем. Вы не смеете меня задерживать дольше обычного.

— Очень даже смеем, — заверил Мирзенко.

— Представитель гимназии не зафиксировал протекцию. Фактов, подтверждающих твоё обучение, нет. Отказываешься от признания? Ладно, посиди в КПЗ, там разберёмся.

Гадство.

Не успев толком опомниться, я загремел в камеру предварительного заключения. Фелицкая вызвонила кого-то по телефону, за мной явились очередные люди в форме и сопроводили в подвал, разграниченный на зарешёченные клетки. Когда за мной с лязгом затворилась дверь, я смог по достоинству оценить своё новое положение. Клетка четыре на пять шагов, толстые металлические прутья, примитивная сетчатая кровать с пожелтевшим матрасом.

.. И видимое отсутствие легендарной параши. Они тут что, в туалет не ходят? А ещё мне не совсем понятно, как эти прутья смогут удержать прыгуна. Впрочем, одарённые здесь — явление почти невозможное...

Клетки были смежными и располагались в два ряда, формируя широкий коридор. Я мог при желании рассматривать своих соседей. Их было не так уж много. Щупленький старичок, сидевший на своей кровати в позе лотоса с закрытыми глазами.

Затрапезного вида барыга, который, перехватив мой взгляд, проворчал, что, дескать, чего пялишься. Какой-то оборванец-беспризорник, явно пойманный на карманных кражах. И нагловатая потаскуха — страшная, неопределённого возраста, ярко накрашенная и вызывающе одетая. С потёкшей тушью и синими кругами алкоголички под глазами. Приятная компания, ничего не скажешь.

Раздались неспешные шаги.

Я увидел своего конвоира — тот, грохоча ключами в замке, отпер камеру со стариком.

— Думбадзе, на выход.

Аксакал открыл глаза, медленно встал с кровати и с важным видом прошествовал в коридор. На меня дедок даже не обратил внимания.

— Эй! — окликнул я полицейского. — Начальник!

— Я тебе не начальник, — отрезал мужик.

Полицейский был упитанным, к его поясу крепился ремешок с тонфой. Прорезиненной полицейской тонфой — такой если приложат, мало не покажется.

— Ваше благородие, — исправился я.

Лицо копа снова помрачнело.