Падение Рима

Действительно, оттуда приближался человек, в высшей степени своеобразный на вид. Яркий свет факела освещал бледное как привидение, почти бескровное лицо. Голова его была обнажена, длинные, блестящие черные локоны спускались на плечи. Густые черные брови и длинные ресницы оттеняли большие темные, очень грустные глаза. В складках тонкого рта виднелась глубокая, скрытая печаль. Лицо и осанка его были еще совсем юношеские, но душа, казалось, преждевременно созрела от страданий. На нем был панцирь из черной стали, а в правой руке сверкал боевой топор на длинной рукоятке.

Простым наклоном головы он приветствовал других и молча стал подле старика, который между тем начал свою речь:

– Я пригласил вас сюда, потому что должен поговорить о важном деле с верными людьми, которые могут оказать помощь. И никто посторонний не должен подслушать нас. Долго, много месяцев присматривался я ко всему народу и выбрал вас: вы именно такие, которые нужны. Когда вы выслушаете меня, то сами поймете, что об этой ночи необходимо молчать.

Третий из пришедших серьезно взглянул в глаза старику.

– Говори спокойно, – сказал он, – мы выслушаем, и будем молчать. О чем хочешь ты говорить?

– О нашем народе, о царстве готов, которое стоит на краю гибели.

– Гибели! – с живостью вскричал белокурый юноша, тогда как великан-брат его улыбнулся и поднял голову.

– Да, на краю гибели! – повторил старик, – и одни только вы можете поддержать и спасти его.

– Да простит тебе небо эти слова! – с горячностью прервал его юноша.

 – Разве нет у нас короля Теодориха, которого даже враги называют великим, самым знаменитым героем, самым мудрым королем в мире? Разве мы не обладаем этой чудной страною, Италией, со всеми ее сокровищами? Что в мире может сравниться с царством готов?

– Выслушай меня, – возразил ему старик. – Выслушайте вы, дорогие друзья, и ты, любимый сын мой. Чего стоит король Теодорих, как он велик, – никто не знает этого лучше Гильдебранда, сына Гильдунга.

Более пятидесяти лет назад я на своих руках принес его – тогда еще крошечного ребенка – к его отцу сказал: «Он доставит тебе радость». И когда ребенок подрос, я сам изготовил ему первую стрелу, я же сам обмыл и первую его рану. Я сопровождал его в золотой город Византию, и я охранял там его тело и душу. И когда он завоевывал эту прекрасную страну, я все время шел рядом с ним и в тридцати битвах держал над ним щит.