По пути Бога

Дисциплинированные солдаты сразу же выполнили приказ: самые дальние были от офицера, начали активно провоцировать монстра выстрелами, пока ближние наоборот перестали проявлять агрессию к монстру. Таким образом наименее бронированная сторона оказалась под прямой видимостью огромного “Борца”!

— Разойтись! Разойтись! — прогремел приказ офицера и стрелки ушли с пути пулемета, удерживая монстра в наиболее уязвимом состоянии, пока не прогремел второй приказ. — Огонь!

Раздался огромный рокот тяжелых выстрелов, остановив дождь и грозу на многие километры, заслоняя своей мощью все силы природы.

Пули вылетали с такой скоростью, что разрывали плохозащенную часть тела монстра, образовывая огромные дыры по всей твари. После каждого взрыва плоти, монстр вздрагивал, будто наконец-то почувствовал настоящую боль.

— Ядро повреждено, продолжать огонь! Огонь! — рвал свою глотку офицер, стараясь перекричать грохот града пуль. Он направлял рукой борца, указывая ему в какую сторону делать смещение выстрелов, но огромный разброс несовершенного орудия, мешал прицельной стрельбе.

Черная униформа солдат почти что загорелась пламенем от света не поддающихся человеческому разуму выстрелов прямиком в центральную часть монстра, обнажая его отвратительную плоть. Ружья “Грегорки” за счет своей превосходящей численности наносили значительный урон по твари. Стволы ружей были направлены в самым плохо защищенный участок, выбрасывая пули, чтобы разбить ядро монстра.

“Грегорки” выплескивали из своих стволов пулю за пулей, нанося сокрушительный урон по живой плоти и не давая ей регенерировать. Борец поддерживал десятком выстрелов постепенное разрушение куска мяса, пока ядро монстра не было окончательно уничтожено.

Мясистая тварь в последний раз взревела и ударила огромными щупальцами, быстро высыхая и превращаясь в маленький кусочек скрученной ткани. Даже череп, сверху вросшийся в плоть, истлел и превратился в прах, ознаменовавший своим падением конец битвы.

Монстр, казавшийся неубиваемым и почти что бессмертным, пал под тяжелым обстрелом солдат.

Жетман проснулся от грохота выстрелов и попытался встать, но его легким движением руки прижали к полу. Рука принадлежала старому священнику в черно-серебряной робе. На него падал приглушенный свет лампы, отчего его морщины наливались чернотой, а неосвещенная часть лица отдавала отталкивающей неизвестностью.