Михаил Освобожденный. Том I

Вообще у всякого магического создания есть внутри моровая пыль. Когда существо теряет свою суть, маг может пыль эту вытащить. Она есть и в добрых, и в злых, и в живых, и в неживых созданиях, и в разумных, и в звероподобных. Но добрых созданий мы убивать не будем. Абсолютно не наш путь: ведь если убивать добрых, то в мире очень скоро вообще ничего доброго не останется. Все добро ты разменяешь на моровые граммы. А люди, как известно, в добрых делах не особо и помощники…

Жертва домогательств – фигуристая и изящная.

Губастая, глазастая, с длинными рыжими волосами.

Светлая и мягкая, точно маленький цветочек божественного сада.

На ней черное шелковое платье до колен.

Хмурился: какого мора она вообще тут забыла?

У меня волосы дыбом встали. На пояске, который идеальную талию подчеркивал, тяжелящие золотые бляшки со сложными узорами. В ушах – серьги с крупными изумрудами.

Огляделся.

Усмотрел ближайшего местного: кривой, забуревший под солнцем работяга, что аккуратно отливал на стену соседской пивнухи.

Он заметил мой взгляд и приветливо кивнул. Не растерялся: кивнул ему в ответ.

Вежливость – основа цивилизованного общества.

Девчонка эта – будто прекрасная птичка, залетевшая в преисподнюю.

Жесть.

– Тише, миленькая, все уже закончилось, – успокаивал я ее, присев, чтобы глаза на одном уровне оказались. – Мы уже поубивали всех злодеев. Бошки им порасшибали.

Осторожно к запястью прикоснулся – отслеживал реакцию. Она не отпрянула, кричать не стала.

Уже успех.

Глянула здоровущими голубыми глазами, раскачиваться прекратила, затем разрыдалась и под мышку мне уткнулась.

Сердце кровью обливалось. Что ж такое…

Как тут безразличным оставаться? Нет, никак нельзя.

– Давай до кафе, миленькая, дойдем, напоим тебя горячим, – тихонько говорил и наглаживал по голове, чтобы успокоилась. – Накормим может… А потом ты расскажешь как докатилась до жизни такой.

Чуток так и посидели.

Я ничего не говорил. Она меня всего соплями и слезами залила, но постепенно успокаивалась.

Взял ее под бочок, приподнял – она и не сопротивлялась. Зашагала вместе со мной.

Леший со стороны смотрел. В оранжевых глазах одобрение видел. Только нахрен мне одобрение деревянного деда? Что с ним делать?

Как ее можно было тут бросить? Никак… Я бы себя уважать перестал.

Она в руку мою левую вцепилась до крови ногтями – та и так болела жутко. Терпел. Если так ей получше будет, то пусть так и держится.