Звезды над Шандаларом

Виной всему тучи: плотной завесой окутали они озерный край, словно вознамерились утопить его нескончаемым дождем.

Мирон поплотней закутался в плащ. К сентябрю верховые лоси шалели перед гоном и укротить их мало кому удавалось, поэтому месяц-другой путники могли рассчитывать лишь на собственные ноги.

Путь Мирона лежал на юг, к заливу Бост, где в устье Санориса кое-как влачил существование городишко-порт Зельга. По Шандаларским меркам город был большим и богатым, но Мирон, повидавший на своем веку немало людных столиц, иначе как дырой и глушью не мог его назвать.

В Зельгу изредка наведывались заморские купцы-южане. Шандалар торговал лишь плодами мха-опоки. За долгие годы бессезонья опока, нечто среднее между злаком и ягодой, приспособилась к чудовищной влажности, холоду и буйно разрослась по всему Шандалару. Кое-где ее пытались культивировать и получали более крупные, чем у дички, плоды. Живи в озерном крае побольше народу, может и удалось бы сделать ее популярной на всем побережье. А так - брали купцы по нескольку мешков и все. Ну, и, понятно, дичь, шкуры болотных выдр - то чем Шандалар славился еще до бессезонья.

Мирон усмехнулся - вспомнил, как старик Копач сватал его к своей внучке. Заживем, говорил, на хуторе, поле расширим - за векшиным болотом хорошая земля есть. Его, Мирона - в землепашцы! Смех, да и только.

Громко зашлепал с дороги прямо через трясину болотный заяц. Со времен Сезонов длинноухие сподобились отрастить себе плоские перепончатые лапы, ни дать, ни взять - лягушачьи.

Вот и скачут теперь по топям, словно горцы на снегоступах. И не тонут, холера! Даже не проваливаются. Людям бы так.

Тогда бы Мирон потопал напрямик, через реку-Бусингу, и дальше - берегом озера Скуомиш, к Маратону. Но - он не заяц, его удел - извилистая мокрая тропа, которую по привычке зовут дорогой. И приведет она путника в Зельгу еще ох как не скоро.

Вот и остров - поросший ивняком и ольхой бугорок в бескрайнем болоте. Приятно вновь ощутить под ногами землю, хоть раскисшую, но землю, а не коварную пористую мочалку над болотными ямами.

..

Мирон стряс с сапог налипшие комья глины и принялся устраиваться на ночлег. Натянул закопченный матерчатый конус и развел огонь. Веселые желтые язычки пламени заколыхались на куске огненного камня. Этот кусок грел Мирона и делал вкусной его пищу уже семнадцатый день. Хорошо, что существует такой камень: дров, пригодных для костра в промокшем насквозь Шандаларе давно не осталось. Палатка служила Мирону лет восемь.