Изгой

Безумный старик с безумными фразами… Я что, действительно умер? Но почему тогда… Ведь если я мыслю, следовательно, существую? Или Декарт оказался неправ?

В коридоре раздались голоса, я выдохнул и с трудом разлепил веки. Это был просто сон. Кошмар, до жути напоминавший реальность. И слава богу, что я наконец-то проснулся. Прислушался, узнал мамин голос и с улыбкой отметил — жива. Значит и всё остальное неправда…

— Что с Мишенькой? Пётр Петрович, любезный, ну не томите же.

— Не извольте тревожиться, Лизавета Владимировна, кризис миновал.

Мишенька выжил… Но я до сих пор в некотором замешательстве…

«Стоп! Мишенька? Мама меня так никогда не звала. И с какого перепугу я должен умереть? Кто такой Пётр Петрович? И почему, чёрт возьми, они так неестественно разговаривают? Ну-ка, узнаю…»

— Ма-а-ам! — крикнул я, соскакивая с кровати…

И рухнул на холодный паркет. Ноги меня не держали.

«Паркет? Откуда у нас в доме паркет?»

Боль в ушибленном локте сбила с мысли. Я зашипел, перехватил рукой руку и опешил.

Они были не мои. И руки не мои, и ноги, и тело. Голос, кстати, тоже не такой, как был прежде. Повыше и какой-то… капризный?

Я попытался сесть, но сил не хватило даже для этого.

«Ёкарный бабай, да что происходит-то?!» — в который раз вспыхнула тревожная мысль.

Прежде чем я смог, хоть что-то, сообразить, дверь распахнулась, в комнату ворвались незнакомый толстяк и статная женщина со знакомыми чертами лица. Но и её я не сразу узнал.

— Мама?

— Молодой человек, вам сейчас лучше не разговаривать.

Поберегите силы. Они вам понадобятся для восстановления.

— Помолчи Мишенька, помолчи, — ласково прошептала мать, прижав тёплую ладонь мне к губам, обернулась и позвала со строгостью в голосе: — Аглая! Фицджеральд! Трифон! Где вы там ходите?! Живее сюда!

От такого поворота я и вовсе потерял дар речи, хотя вопросов сильно прибавилось. И да, лучше мне помолчать, пока не разберусь в ситуации. А то ляпну чего-нибудь не то и упекут меня в дом с жёлтыми стенами. И что-то мне всё это переставало нравиться.

Нет, Фицджеральд в соседстве с Трифоном повеселил. Остальное не очень.

В комнате появились новые лица. Вбежала девушка в чёрном платьишке чуть ниже колен, в беленьком фартучке, в чепце с кружевными оборочками. Шмыгнула мимо матушки, сноровисто расправила простыню, откинула одеяло. И встала, скромно потупив глазки и сложив руки на животе, в ожидании дальнейших распоряжений.

«Горничная? Она здесь откуда?».

Я удивлённо скосил глаза. Миленькая.