Воронов дар. Меняя Судьбу

Вот только, в чём именно я собирался убедиться, я ещё и сам не знал.

Могло ли так случиться, что после смерти проклятье оставляет своих жертв волками навеки? Этого я не исключал, предания гласят, что некоторые души усопших чародеев могли обращаться в зверей, птиц и рыб.

Могло ли это произойти со мной ? Вероятно. Мало кто может сказать наверняка, что происходит с человеком после смерти. Но я предчувствовал, что это всё не так, все мои предположения неверны. Не сходится, всё не сходится...

— Яр! Вот ты где, сынок!

Я оцепенел — словно ледяной водой окатили.

Шерсть встала дыбом, а сердце заколотилось так, что вот-вот возьмёт, да и выпрыгнет из груди.

— Яр, — ласковый голос матери, её красивое лицо, кажущееся в ночи светлым, как сама луна. Она присела рядом, прямо на листву, не боясь запачкать белой шелковой ночной сорочки. Её чёрные тугие кудри выбились из косы и теперь обрамляли лицо, а зелёные колдовские раскосые глаза излучали сочувствие и одновременное умиление.

Мать почесала меня за ухом, погладила по загривку, улыбнулась:

— Яр, — с ласковым укором протянула она, — я ведь просила не убегать так далеко.

В лесу опасно, тебя могут принять за простого волка и убить. Почему ты не слушаешься, Яр, почему не гуляешь у поместья? Отец злится. Мы волнуемся, слышишь?

Мать погладила меня по холке и застыла в задумчивости, глядя так, словно бы ждала, что я ей отвечу. Ответить я, конечно же, не мог — волки не разговаривают, но от переизбытка чувств и растерянности лизнул её в щеку, хотя в жизни едва ли себе бы такое позволил.

Мать весело рассмеялась, вытирая рукавом ночной сорочки щеку, а я изумлённо, где-то даже ошарашенно смотрел, пытаясь понять, что происходит. Мозг сам подкинул ответ.

«Это сон», — с уверенностью решил я. Мать умерла давным-давно, её убили, как и отца. Я волк, значит, я не в Ирии. И значит, всё просто — это сон. Я всё ещё умираю там, на лужайке у Нерны, а это видение не более чем воспоминания. Не зря ведь говорят, что перед смертью у человека проносится вся его жизнь перед глазами.

Вот и я сейчас вижу одно из своих воспоминаний.

— Идём, дорогой. Скоро рассвет. Пора домой, — мать порывисто поднялась на ноги, отряхнула с сорочки листву и как закричит: — Савелий, он здесь! Нашла!

Зашуршала листва, снова знакомые запахи. Сено, терпкий пот, свежая сдоба, совсем немного — алкоголь. И вот сквозь чащу, неуклюже ломая ветви, словно медведь, ломится наш работник Савелий.

Громадный мужик с седой короткой бородой и одутловатым лицом.