Время Имен

Но достаточно, чтобы моргские бойцы притиснулись к грунту. Роли поменялись: десант крошил парковые достопримечательности с завидной интенсивностью – непрерывно, с полной самоотдачей.

Мир в блеске разрядов стал зыбким и нереальным. Походил на ад… Или на долину багровых скачек – припомнил родину Бат. Ни то, ни другое ему не нравилось.

Он посмотрел на часы; еще три минуты.

Две. Лучевая дуэль ярким мостом раздвинула изумруд деревьев. Одна… Срок истек.

Ощутимо пахнуло горечью…

Разрываемый энергией морг сумел подняться на ноги.

Подхватил в довесок пульсатор мертвого напарника, скалясь развернулся к пятнистым формам и отбрасываемый выстрелами рубанул врага короткой очередью.

Бат метнулся к серебристой воронке Перехода, вспыхнувшей за деревьями. Призрачные волны украсили землю световой рябью, обрисовали идеально правильный круг.

Позади крики и топот, адский вой излучателей. Черной тенью Бат пробил серебро портала – застыл на миг образом тьмы и канул в радужных всполохах. Прыгнувший следом морг не успел - массированный залп превратил его в облако хлесткого фиолета.

-Прекратить огонь! – Кристоферсон осторожно приблизился к провалу в никуда. Хотел коснуться… и торопливо отскочил; Переход полыхнул цепочкой белых завихрений и растворился в парковым обыкновении.

Наступила тишина. Одиноко застрекотала далекая пичуга.

-Статус?! – рискнул спросить один из десантников, избавляя лицо от капелек пота.

Ответить никто не успел. Шорох, что раздался в одной из ложбинок, мгновенно развернул всех к источнику звука

«Хетч».

– Николай осознал, что находится на линии огня. Ничего удивительного – мерзкое начало не могло закончиться шампанским и девочками.

Но ругательство скорее проформа – в душе укоренился лед и равнодушие. Ни грана чувств, которые он попытался найти во избежание. Как операционный стол, залитый белизной, – стерильно и ровно.

Номер «4», номер «8» и номер «15».

Он припомнил, как неумолимая сила оттащила его от образов тепла и холода - поставила крест на «4» и «8». И радушно швырнула в ничто.

А чувств нет.

Он ступил в Андарский парк чем-то иным, неживым. Стремительная и преисполненная боли карусель возрождения швырнула в серость – краски точно припорошены пеплом, тусклые, невыразительные, смазанные. Сумрак полнился тихими шорохами, на грани слышимости звучал тонкий затухавший шепоток – точно бормотание безумца в неведомой дали. Среди ветвей колыхались лоскутки белесого тумана - время от времени срывались в полет, исчезали, вновь вспыхивали.