ЛЕС. Часть 1,2,3

- Тебе надо травки попить, дурман снять.

- Да, выпить не мешало бы, - согласился я. – Это точно.

- Пойдем, - сказал Митька, - старейшина нас ждет, у него чаек что надо!

И пошел наискосок через улицу.

- Я вообще-то не чаек имел в виду! – крикнул ему в спину.

Митька ничего не ответил. Что делать, вздохнул, пошел за ним.

Он остановился у неприметного, похожего на все остальные, домика. Только уж совсем маленького, ветхого, дряхлого.

Митька шагнул в узкий проем, я двинулся за ним.

Скрипучая покосившаяся дверь открыла нам нутро темного затхлого тамбура.

Пахнуло резким, сухим, пряным. Когда глаза привыкли к полумраку, я обнаружил на стенах развешенные корешки, травки, сушеные цветы разных форм и размеров, в темных углах громоздились горшки, кадки и бочки разных размеров.

- А этот твой старейший часом не шаман?

Митька держался за ручку двери в дом, ответил с какой-то гордостью.

- Не. Такого не замечал, лечить да, может. Но у нас все в травах разбираются, – легонько постучал костяшками пальцев по косяку, потянул на себя дверь.

Дверь, скрипнув, отворилась. Маленькое помещение озарялось красными прыгающими огнями из открытой печной дверки. Рядом на корточках сидел наш старец, – мне показался маленьким и высохшим, как и его травки в тамбуре. Белая борода и редкие волосины на голове горели жаром. Старик подкинул в печку, захлопнул. Борода погасла, в полумраке стала серой, сливаясь с тужуркой на обвислых плечах.

- Ну, наконец-то, проходите, - сказал он, остановил на мне взгляд, кивнул, потом махнул рукой в угол комнатки.

– Устраивайтесь, сейчас чаю горячего заварю с мятой.

Сам медленно поднялся и, прихрамывая, поковылял в кухоньку. Глухо звякнул чайник, зажурчала вода.

Мы прошли в указанный нам угол к небольшому столу. Вдоль голых стен, смыкаясь, стояли две узкие лавки, перед ними основательный стол.

- А чего он печку-то топит летом? – тихо спросил я Митьку, когда мы сели.

Митька открыл рот, чтобы ответить, но за него это сделал старик, ковыляющий к нам с дымящимися кружками.

- Старый я стал совсем, мерзну даже летом, - проскрипел он, покашлял. – Вот и подтапливаю печурку понемногу.

Он тяжело опустился рядом с Митькой, напротив меня. Взгляд такой, будто дырки во мне хотел прожечь.

- Я тебя сразу узнал! Дождался! – прошелестел он севшим старческим голосом, схватил за руку и что-то сунул мне в ладонь. – Надень это сразу! Это теперь твое, и как раз скоро пригодится!

- Что это? – спросил я, шарахаясь от него.