Три службишки

.. люди или нелюди... все теснее обступают гостя. Бабы к Ерошке жмутся. Одна тонкой ручкой мужику бороду теребит, другая по спине сквозь рубаху пробежалась ноготками острыми. Не нравятся эти бабы Ерошке! Ой, не нравятся! Тощие, бледные, в глазах красные огоньки посверкивают.

А у их кавалеров всё заметнее удлиняются клыки, уже во рту не помещаются. И смеются нелюди, смеются, от их смеха у Ерошки мороз по коже бежит...

Вовремя вспомнил мужик совет Васенки. Сунул руку в суму, вытащил последнее, что осталось: головку чеснока.

А что ему терять, Ерошке-то?

Клыкастый захрипел, упал наземь, в корчах забился. На руках длинные когти выросли, он начал ими рвать себе грудь.

Его дружки отхлынули от Ерошки.

А мужик осмелел. Сунул руку в пустую суму, загорланил, словно ярмарочный торговец:

– А вот кому чесноку отборного?! Ядреный, крепкий, духмяный, нового урожая! На зубах хрустит, брюхо радует!

Ни один из бледных злыдней не пожелал порадовать брюхо.

Зато появились другие. С потолка свесились гигантские пауки. Из стен полезли волосатые ручищи. В воздухе замерцали жуткие призраки – кто без головы, кто в крови весь, кто с кинжалом в груди.

А во главе этого войска – большой скелет в истлевшем кафтане. Голый череп ухмыляется, мертвые руки к Ерошке тянутся – мол, приди в мои объятия...

Огляделся Ерошка и гаркнул так, что эхо раскатилось:

– А что, хозяева здешние, нет ли тут барина моего, Севастьяна Поликарповича?

Растерялись призраки.

– Нету такого.

– А есть ли среди вас царевы люди?

– И таких нету.

Ерошка с облегчением вздохнул, расправил плечи:

– А коли так, то брысь с дороги, шелупонь мелкая! Не путайтесь под ногами, не то с моим кулаком переведаетесь! А ты, лысый череп, чего на меня уставился пустыми гляделками? Угадай, кого я сейчас на косточки разберу и обратно собрать забуду?

И пошел Ероха по переходу, отшвыривая прочь покойников, плюя в рожи призракам и ломая руки, что торчали из стен.

Вот где пригодилась наука рыжего медведя! Дрался Ероха так умело, словно раньше с ватагой кулачных бойцов из года в год бился стенка на стенку. Бил сильно и точно, от ударов уходил ловко, а если и перепадали ему тумаки, то не останавливали Ероху.

Пробился он к винтовой лестнице, пошел наверх – никто не кинулся его догонять, все внизу остались.