Наследие стражей. Прими...

Руди, как известно, пожрать весьма любил, а потому телеса всегда имел объемные, а значит, запихивать его в какого-то там дога, что значился самым высоким псом, смысла не имело. Те, как выдавал по ним поисковик, несмотря на немалые рост и вес, собаками выглядели голенастыми, и жопа у них была с кулачок. Во-от, и как, скажите на милость, мы могли нашего толстозада в такие параметры запихнуть?

Так что в результате общего решения Руди теперь бегал сенбернаром — эдакой веселей щекастой квашней, которая позволяла особо не перераспределять нажранные габариты.

Хотя, к началу ноября он набрал уже максимальный размер и для этой породы, то есть, сравнялся с месячным теленком и даже перерос его. И мы теперь жили лишь надеждой, что, несмотря на малый возраст он, как это было с «прозрачностью», проявит наконец и главную... как по мне и в связи с нашей ситуацией... драконью способность и научится регулировать свой размер.

Но, пока все еще ждем. А мой «сенбернар», меж тем, уже стал критически большого роста.

Я даже вынужден был начать его стращать. Что, дескать, мы не в Индии живем и ходить по улицам со взрослой коровой у меня, при всем желании, не получится, а значит, придется псу-переростку скоро безвылазно в усадьбе сидеть. Руди, слушая меня, конечно расстраивался, но и ожидаемых талантов пока так и не проявлял.

— Ну что, — сказал меж тем вернувшийся от воды Крис, — с твоим нейромагическим девайсом на этот раз, думаю, все. Я передам снятые показания нашим техникам, они окончательные тесты проведут и результаты зафиксируют.

Но лично я считаю, что все в норме и хорошо прижилось.

Это он о моей «серьге» сейчас говорил, которую я вставил в ухо, как только прибыл домой. Отличная, между прочим, штука! Теперь, стоило мысленно запросить, и у меня перед зрением возникал интерфейс, на котором в углу располагалась табличка с общим уровнем магии по фатам и деленная на шесть столбиков разных цветов.

Красный столбик, отвечающий за «огонь», был, понятно, самым высоким и упирался в табличный потолок.

Коричневый и бледно-голубой, соответственно «земля» и «воздух», перепрыгнули середину. А вот синяя «вода», которую я, в расстройстве проведя неделю на холодном уже пляже, вымучил всего месяц назад, едва показывала четверть. Сияюще белая «жизнь» и черная «смерть», те вообще чуть виднелись у нижней черты и, как бы мне не хотелось, скорее всего, такими и останутся. Поскольку я мужик и моя чувствительность к этим тонким материям была почти нулевой.