Боярин Осетровский

Все равно, что в наше время пройти босиком по городу – обычно так не делают, но если есть необходимость, то почему бы и нет? Но, стоит девушке осознать, что дело движется к постели – и та, что спокойно плескалась в речке голышом, вцепится в ворот своей рубашки и не даст обнажить даже плечи. И нет, это не фигуральное выражение – это мой опыт общения с Аглашкой. При том, что она – хочет быть со мной. И одновременно – боится. Так что к сегодняшнему раскрепощению мы шли дооолгооо…

И даже сейчас моя скоморошка – не совсем голенькая.

На ней – кокошник. Да, рядом со мной в постели лежит обнаженная девушка с кокошником на голове. Правда, это – не от стеснительности. Ее просто прикалывает.

- Лизни.

Я приподнял голову и облизнул ложечку с калиновой кулагой.

- Укуси.

Крохотный пирожок-левашник, стащенный Аглашкой с блюда, мазнул меня по губам. Я щелкнул зубами, но промахнулся.

- Сначала угадай!

- Ммм… рябина.

- Клюква.

В этих пирожках начинкой был леваш, упруго-твердый ягодный мармелад. Пирожки с разными вкусами были перемешаны, так что можно было угадывать вкус, как в конфетах Берти Боттс.

Я откусил половину левашника, Аглашка подбросила и поймала ртом вторую. Я прикрыл глаза, пытаясь понять, какого вкуса начинка. Горьковато-сладкая…

- Я угадал!

Аглашка потупилась и лукаво взглянула на меня из-под опушенных ресниц:

- Загадывай…

Нет, я не скажу вам, что загадал, и что мы делали потом. Потому что потому. Не хочу. Это наше личное дело.

***

Моя любимая скоморошка выползла из-под простыни и двинулась по широкой кровати в сторону столика, на котором стояли наши угощения.

Чем позволила мне полюбоваться видом на два округлых, покачивающихся холма.

- Не смотри на меня ТАК, - сказала она, обернувшись через плечо и, в полнейшем несоответствии с собственными словами, повиляла этими самыми округлостями.

Аааа!!!

- Укушу, - пообещал я.

Если вы думаете, что она испугалась и перестала дразняще вилять попкой – то вы совершенно не знаете мою Аглашеньку. Она моих покусов не боится. Проверено.

Она добралась до стола:

- Хочешь птичку?

- Давай.

В мою сторону фехтовальным жестом уставился вертел с насаженными на него жареными птичками, может, куропатками, может, рябчиками, а, может, и вовсе – какими-нибудь скворцами или дроздами. Про себя я называл это блюдо «шашлык по-мюнхгаузеновски», потому что очень уж напоминал иллюстрацию из книжки про неунывающего барона, ту, где она выстрелил из ружья шомполом и зажарил на нем сразу целую гирлянду куропаток.