Насмешка Богов

Попробовал пошевелить левой — и не смог, будто ее и не было вовсе. Неужели отсекли? Да нет, это ее лошадиной тушей придавило — онемела совсем. На ноги тоже что-то навалено... С большим трудом Аргойл перевернулся на бок. Сила нечистая, почему так холодно?

Князь повел взглядом по сторонам — и не поверил своим глазам.

Он лежал среди мертвецов. Дно ущелья было сплошь завалено трупами, в воздухе стоял запах крови. Но не это поразило Аргойла. Все убитые были совершенно нагими, и распростертые на земле тела жалко белели в сгущавшихся сумерках.

А в следующий миг князь понял, что и сам лежит в чем мать родила. Проклятье! Где же одежда, где оружие? Неужели всех павших начисто обобрали победители?

Победители... Из груди князя вырвался глухой стон. Куда бы ни кидал он взор, везде натыкался на лица погибших товарищей — безбородые, с длинными, вымокшими в крови усами. И ни одного бородача.

Аргойл в отчаянии запрокинул голову, бессильно уставившись в равнодушное небо, на котором, как ни в чем не бывало, уже зажигались звезды.

Хотелось завыть по-волчьи.

Внезапно что-то заставило его вздрогнуть. Аргойл повернул голову — и сейчас же приник к земле: шагах в тридцати над мертвыми телами маячила человеческая фигура. Кто это — друг или враг?

Но человек, похоже, уже заметил раненого — он шагал прямо к нему, проворно переступая через трупы. В руках у незнакомца был длинный посох.

Сквозь сжатые зубы князя вырвался глухой рык: он узнал... Узнал того самого старика, который двадцать лет назад провел его полки в тыл врага, а сегодня, как видно, отплатил Аргойлу той же монетой.

Князь сжал кулаки, глаза заметались по сторонам в поисках оружия.

Но оружия не было.

Ничего не было. Лишь голые трупы.

А старик уже возвышался над ним. Он не одряхлел, не сгорбился — каким был прежде, таким и остался.

— Вот и довелось встретить тебя еще раз, полководец, — произнес он, опускаясь на одно колено.

— Ты!.. Это ты?! — Аргойл едва не задохнулся.

— Как видишь.

Старик пошарил в котомке на поясе и извлек какие-то листья и глиняную бутылочку.

— Ты ранен, — сказал он. — Дай-ка я сделаю тебе целебную повязку.

— Поди прочь! — прохрипел Аргойл. — Это ведь ты их привел! Ты, не отрицай!

Старик насупился. Потом заговорил вновь, и голос его звучал мягко — в нем даже чувствовалось нечто вроде сострадания.

— Это ты о тех людях, которые разбили сегодня твое войско?

— А о ком же еще!

Старик вздохнул.

— Единственное, что я сделал, — это внял твоему выбору двадцать лет назад.