Эргоном: Маски лицедея

- И что, Голицын вот так просто спустит попытку его убийства? – скептически проговорил другой, по фамилии Кузнецов. – Не верю я в то, что он решил соблюсти протокол. Наверняка в самолёте бомба!

- Надо проверить! – вскочил высокий, худой посол с тонкими усиками и зализанными назад волосами. – И срочно!

- Уймитесь, товарищ Огарёв, - поморщился Никонов. – Если бомба на борту и есть, мы её не найдём. Не в салон же её положили.

- Что тогда делать?! – вскинулся Огарёв. – Сидеть и ждать, пока нас на куски разнесёт?!

- Надеяться, что Голицын всё же решил нас отпустить, - рассудительно проговорил Марк Разумовский. – В принципе, наша смерть ему ничего не даст. А так красивый жест сделал. На будущее.

- На какое будущее? – спросил Никонов.

- На то, в котором он может передумать и наладить с нами отношения.

- Это маловероятно.

- Я и не сказал, что так случится. А вы как считаете, товарищ Сырмяжский?

Делегаты дружно уставились на меня.

- Полагаю, всё гораздо проще и сложнее одновременно, - ответил я, переводя взгляд с одного пассажира на другого. – Нас долго обрабатывали и наверняка минимум одного завербовали.

Эта мысль непременно придёт в голову службе безопасности Юматова, и первый, кто её озвучит, будет вызывать наименьшее подозрение. Особенно если это приближённый вождя, пользующийся его доверием.

- Как это завербовали?! – возопил, тараща глаза, Огарёв. – Не может быть!

- На самом деле, товарищ Сырмяжский прав, - после возникшей паузы мрачно проговорил Никонов. – И это действительно объясняет то, почему нас отпустили.

Все переглянулись.

- И кого вы подозреваете? – спросил меня Кузнецов.

- Никого. Любой может оказаться агентом Камнегорска.

- Даже вы?

- Исключать нельзя никого. Но с этим будет разбираться КГБ.

В салоне повисла гнетущая тишина. Радость от того, что мы живы и летим домой, разом поутихла. Делегаты расселись по местам, стараясь не глядеть друг на друга.

Этого я и добивался. Разговаривать с ними было опасно: я мог выдать себя чем-нибудь. В молчании риски гораздо меньше.

Правда, через некоторое время пассажиры всё-таки возобновили диалог. Но ко мне почти не обращались. Как-никак именно я высказался на тему того, что среди нас предатель.

Я сидел, прокручивая в голове полученные от Голицына сведения – не только о послах, но и устройстве политической жизни Старгорода. Очевидно, там имелись наши агенты, периодически передававшие информацию о коммуне.

Но очень хотелось увидеть её собственными глазами. Я советский строй почти не застал.