Искоренитель

– Ефимий! Вы сами подмогой вызвались, вспомните? – недовольство подобное заставило меня диву даться. – Кажись, направо Залесье, оттуда ведь прошение пришло! – с прищуром рассматривая едва различимые закорюки на сгнившей доске, я крепко сжал уздцы, переводя коня в галоп.

Скользкая грязь точно непослушные дитятки от лесовика разлеталась во все стороны. Копыта жеребца увязали по самую пясть, вмиг взмокшая грива хлёсткой плетью секла руки даже сквозь кожу перчаток, словно гневные надзиратели пороли провинившихся каторжников. Полуторный меч влёк к земле и звонко попрыгивал в ножнах, походная сума оттягивала спину, а слетевший от ретивой прыти скакуна капюшон тотчас наполнился водой, обращаясь мягким камнем, беспокойно перекатывающимся по плечам.

Ефимий неустанно преследовал меня, гневно оголив клинок и срубая упругие ветви, от коих я без труда укрывался наручами. Поживший вояка бормотал где-то за спиной, что пропойца с медовухи, сетуя на службу, мою неукротимость, погоду – весь бренный мир, который ополчился против пары служивых, скрепя сердце, но всё же пуская их к Залесью.  

Вросшая в землю харчевня взялась щуриться, когда до села оставалось ещё добрых три версты. Масляный фонарь над воротами неуверенно близился, и чудилось, будто бы дождь смолкал. Вскоре показался щербатый палисад, перекосившиеся врата, туго перетянутые подгнившим канатом, да хлипкая промокшая кибитка, в коей ютился сиротливый стражник, собравшийся было пригубить карманную баклагу.

Привратник сорвался с места, вскидывая секиру тупую по приближению меня и вооружённого Ефимия, истомлённого и озлобленного на все деревья Залесья. 

Я Колосса осадил, подымая руку к разгузынившемуся небу:

– Пр-р-р! Эй, хандрыга, а ну ворота́ отворяй, по официальной надобности мы!

Молчание недолго длилось.

– Старостой не велено посторонних пускать. Мало нам бед было, пока путники разномастные в село не повадились! Кто таков будешь? – разглядывая гравировку на моих ножнах, с прищуром взирая за Ефимием, нечёсаный мужичок оскалился.

– Ты бы бандитов внутри села опасался, а не властям прекословил! Искоренитель я, из Верхоречья. На бляху посмотри, глуподырый! – я вытянул из-под одёжи подвеску и накинул капюшон, укрываясь от дождя.

– Вижу, что из высокородных вы, да токмо заверение мне иного рода требуется. Бумагу, какую, показать извольте, иначе – пускать не велено! – секира в руках привратника бросила отблеск излома яркой стрелы молнии, который сопровождался гудящим раскатом грома.