Люцианна

Люцианна

Виктория Богомолова

Люцианна

Во тьме ночной, при свете дня, хоть бейся головой, но не забудешь ты меня.

– Эй! Девка! Люди бают, ты наемничеством промышляешь. А слабо змееволка прибить?

– Кого?

Ох уж эти селяне, навыдумывают названий к нечисти, а ты сиди и гадай, кого имели ввиду. Помочь не жалко, особенно если за помощь заплатят, но подробности не помешали бы.

– Дык, страхолюд зубатый да ядовитый, – продолжил дюжий мужик. Плечи широченные, шею двумя руками не обхватишь, сплошные мышцы. Да и откуда там жиру взяться, когда день-деньской в полях проводишь? Бородища густая: птицы гнездо вить могут. – В лесочке обосновался гад, двоих задрал, лоскутки токмо остались.

Зме-е-волк, о макнатаре он что ли? Мерзкая дрянь, пасть и желтые глазища от волка, а клыки и тело от огромной змеи, обитает в северных землях Домхатара. Любит холод и питается всем, что в пасть попадет. Выведены макнатары искусственно парочкой безумных магов, которые и были съедены своими же творениями. Удивительно, как одна особь забрела сюда, на юг. Село Большие Глинки славилось виноградными долинами и насыщенным рубинового цвета вином, что поставлялось во все уголки империи. Мягкий климат, обширные территории, добрые и сытые люди. Что здесь потерял макнатар? Добрых и сытых людей?

– Оплата? – да, благотворительностью не занимаюсь, как и на слабо меня не взять. Только щедрой соизмеримой с опасностью платой.

– Десять золотых, – недовольно зыркнул мужик глазенками из-под кустистых бровей.

– Пятьдесят, – ага, десять золотых. Пускай рыцаря ищет в поле. Только они за десять золотых, а то и за бесплатно, попрут на макнатару. Фанатики, ищущие доблесть и славу, а зачастую верную смерть. Но храбрую, куда уж там.

– С ума сошла, девка! Да я за пятьдесят сам ему башку отчекрыжу.

– Вперед, – я безразлично пожала плечами и приступила к обеду. Как раз разносчица гуляш принесла. Деньги еще есть, можно и отдохнуть. Ко всему прочему до сих пор нога побаливает. Месяц назад с волколаком сцепилась, за ляжку тварь клыкастая умудрился цапнуть. А мужик не уходит, мнется, бороденку пощипывает. Храбрость наколдовывает, которая работает только с бабой и детьми.

– Тридцать, – вот же торгаш на мою голову.

– Сказала пятьдесят, на том закончим. Ты, мужик, дел что ли больше не имеешь? Не порть мне аппетит. Или соглашайся, или собирай селян с вилами на змееволка твоего идти.

– Не мой он, – буркнул себе под нос обиженный селянин.