Малыш и Буйвол

Ночь заглянет в мир на три-четыре часа, побудет как-то украдкой, незаметно, смотришь - а уже светает, алеют облака на востоке. Через полчаса совсем развиднеется - вот и новый день. Жаркий, сухой, как и прежние...

- Эй, старый! - крикнул Шалрой. - Ведра-то привез?

- А то! - отозвался Мирх. - Я из ума еще не выжил. - Старик поднялся, подошел к своей телеге. Загремел жестью. - Разбирайте, всем хватит.

- Ты что это? Тоже с нами? - спросил Шалрой, завидя, что Мирх вытащил четыре ведра.

- А то! Хоть за  сиськи подержусь, как когда-то раньше, - он затрясся всем телом, захрипел, заскрежетал - засмеялся, закашлялся.

- Скиснет ведь молоко-то, - вмешался Харим, - не довезешь по жаре...

- А ты не встревай! - оборвал его Мирх. - Не твоего ума дело...

Они пошли к стаду, охраняемому сворой овчарок.

Тридцать пять дойных коров, коз две дюжины - всех надо обойти, выдоить, слить коровье молоко в бочку, козье - в металлический бак. А еще телят восемнадцать голов, овец без малого четыре десятка, три барана, козел, трехгодовалый бык.

.. Большое стадо. Вся деревенская живность здесь - доверили хозяева пастухам свое имущество, свое добро. Одна надежда в этом году на скотину. Вся надежда на пастухов.

- В следующий раз пусть бабы приезжают, - сказал Харим. - Не мужицкое это дело - вымя оглаживать.

- Ишь, ты! - фыркнул Мирх. - Мужик отыскался!

И в вечерней тишине зазвенели о жесть белые тугие струйки. Собаки подошли ближе, остановились, следя за людьми, выжидая, когда кто-нибудь неловкий опрокинет ведро.

Коровы с подозрением косились на псов, но стояли смирно, лишь иногда дергали ногами и стегали хвостами бока, отгоняя насекомых.

Дойку кончили уже за полночь.

Было еще довольно светло, хоть уже и высыпали на небо звезды, и поднялся над снежными горными вершинами выгнутый серп месяца.

Харим слил в бочку последнее молоко, закрыл полупустую емкость дубовой крышкой, спрыгнул с телеги. Пробурчал:

- Бабья работа, - и пошатнулся от усталости.

Старый Мирх, вроде бы совсем не утомившийся, усмехнулся, хмыкнул.

Повторил за парнем:

- Бабья работа? - Он задрал голову к небу и хрипло засмеялся, двигая щетинистым подбородком так, словно что-то глотал или, напротив, отрыгивал. - Ишь, ты! С ног валится, а все туда же! Бабья работа! Посмотрел бы я на тебя после мужицкой!

- Спать пора укладываться, - негромко сказал Шалрой. Он собрал ведра, убрал в телегу, осмотрелся.

Тихо. Горы молчат. Молчит пересохшая равнина. Молчат луга.

Скотина уже дремлет.