Законодержец. Музыка для Повелителя

Дежавю, вспомнил Костя: вроде так оно зовётся.

— И хлеба купи! — сказала баба Аня. — Со своими стрелялками скоро всё себе отсидишь... Вот вернётся мать — увидишь тогда свою приставку!

Костя тихо огрызнулся. Обувшись, глянул в комнату, где с экрана щерился орк, и бросил смутно знакомую фразу:

— Получишь, когда вернусь...

Во дворе был Эдик — он же Эдуард Павлович: возился в гараже под хиты «Авторадио».

— Здорово, Костян!

Костя буркнул «здрасьте» и услышал:

— ...весь день ясно, к вечеру ожидается небольшая облачность.

В воскресенье похолодает, днём температура поднимется до плюс двадцати градусов, ночью прохладнее — до плюс четырнадцати. Возможен небольшой дождь.

Купив хлеб, Костя вышел из магазина и вдруг понял: услышанная в гостиной музыка не стихла — она звучит в его мозгу. Как сказал бы отец, застряла в черепе.

А потом всё исчезло.

— Костик, вынеси мусор!

Он вновь не знал, как очутился на диване — и озирался с прежним чувством дежавю. Но затем встал и вынес мусор: не вынести его Костя почему-то не мог.

.. И в гастроном не мог не пойти, хотя казалось, он был там.

И так раз за разом. А музыка, «застрявшая в черепе», продолжала звучать.

***

Скрипнула дверь, и в тёмный зал проник свет. В нём плыли пылинки — целая галактика с мириадами звёзд. Переступившая порог женщина вгляделась во тьму.

«Пылинки — это души, — подумалось ей. — Несчастные души, задержавшиеся в мире живых».

Женщина вошла, прогнав глупые мысли. В последние дни те досаждали слишком часто.

Скрип — и дверь закрылась у неё за спиной.

— Не получилось, — сказала женщина.

Вспыхнул огонёк — кто-то чиркнул спичкой. Пламя осветило лицо; спичку поднесли к свече, и та замерцала.

— Чего и следовало ждать, — сказал зажёгший свечу.

Он сидел в кресле, почти слившемся с тьмой. В руках его была книга. Женщина пригляделась:

— Читаете в темноте?

— Ты же знаешь — свет мне не нужен... А стихи любят мрак.

Женщина напряглась:

— Прочтёте что-нибудь?

Шелест страниц — и голос:

Музыка времени обманчиво нежна,

Смешков за ласками услышать не дано.

Мгновения — лишь отголоски сна,

Песчинки на серебряном панно.

Сквозь миражи секунд не ускользнуть,

И от фантомных нот спасенья нет:

Музыка времени игрива, словно ртуть,

И холодно-насмешлива, как смерть.

Пока она звучит, ты пьян и наг,

И даже гибели не чуешь, ибо слеп...

Пока тапёры не закроют саркофаг,

Аккордами секунд захлопнув склеп.

Женщина вздохнула:

— Вы всё видели, верно?

— Ты использовала Око, — донеслось в ответ.