"Мокрое дело"

Заквохтали куры, загоготали гусыни, заругался кобель Кусай, коза Манька покачала рогатой башкой – безобразие, мее…

Подвальное окошко по счастью оказалось открыто, банник скатился в подпол и притаился между тугими мешками с картошкой и бочонком капусты. Ох, хороша была капуста у Деда, с чесноком, яблочком и смородиновым листом, ох, хороша! Не удержавшись, Вениамин запустил в бочку лапу, вкусно захрустел и причмокнул. Ухмыльнулся, стряхивая склизкие ленточки с пегой поросли – на то у мужика и борода, чтобы капусту собирать.

И тут же поник. Шапка пропала, как не бывало, как не шили её из мышиных шкурок, котовьих усов и змеиной кожи, как не полоскали в майской росе, не щекотали русалку, пока мокрохвостая не плюнула на тулью. А что ж за банник без шапки? Сплошная видимость!

Вчера ещё шапка была на месте. Ввечеру, но до заката, как подобает, баньку растопил сам Дед, попарил внуков, крепыша Сашка, ябедника Ваньку и малыша Мотьку, потом долго нежился сам, поддавая до полного изумления. Третьим паром помылась вдовая баба Паня – сил топить баньку самой ей уже давно не хватало.

На четвертый Вениамин созвал гостей. Осень перевалила за середину, неделя-другая и из деревни в город потянутся молодые, до весны позакрывают дома. Нижний люд попрячется по закутам, завалится спать до апреля. На все Коськово останется пять печей, не считая Деда. Надо ж погулять напоследок. Вот и собрались добрые соседи.

Первым прибыл домовой Кондрат Пафнутьич, патриарх, принесенный в деревню ещё прабабкой Деда, честь по чести, в новом валенке.

Вениамина он не особенно уважал, кликал Веником и при случае норовил уязвить, где словцом, а где и мелкой пакостью. Приходилось терпеть – без домового изба не стоит.

Толстобокий Егорий Афиногеныч был моложе Кондрата, но не в пример спокойнее и мудрее. И избушку свою он не просто берег – пестовал, выкладывая мхом каждую щелку, замазывая смолой трещинки, отгонял болезни и дурные сны от хозяев, с самим Злосчастьем схлестнулся однажды и выставил за околицу.

Обдерихи Лукерья, Матрена и Акулина давно уже жили вместе, в баньке у бабы Зины, ядовитой ругательницы, развеселой частушечницы и самой бодрой из местных старух. Втроем, в очередь, следили за банькой, бдили, чтобы хозяйка не угорела спьяну и не обожгла пятки, лихо отплясывали «барыню», заплетали друг другу седые косы и хихикали, шепча друг другу что-то на ушко. И на праздник банницы явились втроем, кое-как дотащили огромный пирог с краденым творогом.