"Мокрое дело"

Домовой согласился – эти могут. Что ж, надо сходить, повиниться, покаяться… Лёлик тоже оставался под подозрением – кто их, чужаков, знает, каким пакостям учат в Санкт-Петербурге. И, пожалуй, следовало заглянуть в нору к Басе, пока овинница шуршала по дневным промыслам – эта могла прихватить шапочку не со зла, а от простой крысьей жадности. На том и порешили.

В котовьем обличье Вениамин прокрался в баню, пошарить по ухоронкам. Разом уважить аж трех обдерих непросто – подарки нужны и ценные, и приятные и такие, чтобы банницы от зависти не перегрызлись между собой.

Не мочало же им дарить, хорошее между прочим, безупречно просушенное мочало. И не перо Жар-птицы, от которого враз займутся даже осиновые дрова – жирно выйдет. И не перстень старинный, серебряный, с тусклым лалом, забытый одной человечьей красавицей на полке лет за сто до рождения Деда – точно передерутся. А вот липовые веники – в самый раз. Да не простые – с цветками, что распустились в ночь на Ивана Купалу, над той рекой по которой девицы венки пускают. Лучше средства чтобы вернуть красоту и молодость, хорошенько попарившись в баньке, и не придумаешь. На всякий случай Вениамин добавил к подарку по берестяному туеску меда, по низке земляничных ягод и по красной ленте в косу – всякая баба падка на красное. И довольно.

Сонные обдерихи сперва удивились дневному гостю. И не сказать, чтоб обрадовались. Широко расставив когтистые лапы, ссутулясь и хищно улыбаясь они окружили Вениамина и начали отжимать к дальнему углу баньки. Похоже, прошедшей ночью то ли Матрена то ли Акулина все же проговорилась.

Баннику стало не по себе, он вспомнил, что с обозленной обдерихи станется и гадюкой оборотиться. А ну как закусают до смерти!

- Простите меня, красавицы-раскрасавицы, - поклонился в пояс Вениамин и положил на землю подарки – совершенно одинаковые для каждой. – Виноват я перед вами, сплошь виноват!

- Виноват, свербигуз сиволапый! – хором подтвердили обдерихи. – Изменщик! Блудень египетский!

- Слаб мужик, - понурился Вениамин. - Прелести несусветные в соблазн ввели.

- Каки-таки прелести? – насторожились обдерихи.

- Косы ваши густые да долгие, перси пышные, уста сахарные, очи ясные – не насмотришься.

- Врешь, небось, - нахмурилась Лукерья – из трех банниц она была старшей и самой разумной.

- Чистую правду баю, - честно-честно сказал Вениамин. – А от вины откупиться решил. Примете мою виру?

Сторожко оглядываясь и фыркая, обдерихи развернули мешковину, присмотрелись к подаркам и помягчели.