Сердце истины

– Давид, что случилось? Где ты так испачкался?

Но подросток только молча прошмыгнул к себе в комнату, закрыв дверь.

– Ты думаешь, мама не переживала? – Разорялась Роза Карловна в коридоре. – Таки я тебе скажу, что переживала! Додик, ответь маме!

– Розочка, деточка, чьто случилось? – Послышался ещё один голос, похожий на первый, как два оттиска грампластинки.

– Мама, идите к себе! Это Додик вернулся. Не видите, я его воспитываю!

– Ой, вэй! Разве жь это «воспитываю»? Вот наш сосед Васю воспитывает, это сразу слышно на весь дом.

– Мама, не смещите мне тапочки. Он не воспитывает, он бьёт!

Дальше школьник перестал слушать. Да и разговор сместился в другую комнату. Сбросив всё с себя и проверив карманы, он со сменным бельём прокрался в ванную. Испачканная одежда полетела в корзину, а мальчик залез под душ. Шум голосов из комнаты бабушки пропал за струями воды. Закончив, Давид так же тихонько прокрался к себе. Первый этап стихии под названием «Рассерженная Роза Карловна Фельдман» он пережил.

Как уже известно из опыта, дальнейший накал спадёт. Надо ещё подлизаться, например, похвалив еду. Тем более, что есть действительно хотелось. Одевшись в простые брючки и рубашку, причесавшись – надо же показать свою аккуратность, мальчик пошёл на кухню, откуда уже слышались звуки готовки.

– Има, я кушать хочу...

Давид применил самый простой способ, которым можно подлизаться к расстроенной матери – назвать её «мамой» на иврите.

– Конечно, Додик, садись. Сейчас как раз латкесы жарю.

Ещё один способ – не реагировать на дурацкое уменьшительное имя.

Да и сама еда. Зачем упорно называть латкесом то, что все соседи обзывают дранниками? А вообще, после всех приключений, Давид с удовольствием съел бы что-нибудь мясное. Но латкес, так латкес. Пусть будут котлеты из картошки. Только сметаной приправить. Этот способ, подхваченный у соседского Васьки, ему больше нравился.

Пока мальчик ел, мать внимательно глядела на его лицо, пытаясь найти синяки и ссадины.

– Ну, има, всё в порядке.

Я не дрался. Я просто упал.

– Где же ты упал? Снова по берегу шлялся?

– Мама! Перестань. Ты же знаешь, там очень хорошо думается.

– Хорошо, хорошо! Только почему ты не позвонил?

– Телефон сел.

Это была истинная правда. Телефон сел ещё в школе. Поэтому в темноте подземелья мальчик о нём даже не вспомнил.

– Иди отдыхай, Додик. Мама посуду вымоет.

Давида не потребовалось уговаривать, он сразу же исчез с кухни, чтобы избавиться от чрезмерного внимания.