Свиное молоко

Утром читаю голимые пост-совковые детективы, чтобы почувствовать себя тупым суперменом. Потом целый день ношусь по жизни, уверяя себя, что я - максимум Спортсмен или Вошь, минимум – следователь Корецкий. Это у меня привычка с детства, только тогда я представлял, что мчусь на машине или на самолете лечу. Так всегда, дорога куда- либо оказывается короче и интереснее.

Вечером, ощутив себя полным дерьмом, едва достойным собственного унитаза, выбрасывая в канализационный космос часть своей индивидуальности, в качестве учебника русского языка, использую Владимира Набокова.

Сколько лет читаю, не перестаю удивляться его бескостности и сытности языка. Если бы я жил в Европе, в начале века, то непременно стал бы маньяком-потрошителем и, отловив этого писателишку, съел бы его язык.

Живу в двадцать первом, давлюсь консервами из Набокова, сколько не жру, все никак не поправляюсь, пишу по-посиделовски. Дворняга. Чувствую, надо меняться, а уши, как висели, так и висят, и хвост, как был гнутой кочергой, так и остался.

Вот чувствую, что плохо пишу, а пишу по-прежнему скверно.

Как бы я не ненавидел этот гребаный огрызок нужного глагола, а все равно без него, как калека хромоногий без костыля.

А эта часть речи – который, которая – вообще меня достала.

Помню в школе учительницу русского (красивая сучка), которую хотели все пацаны класса и, засыпая, тискали подушку по имени Людмила Николаевна.

Так вот, эта Людочка Николаевна однажды на уроке мне говорит: «Валерий! Нельзя говорить сколько времени? Это безграмотно, нужно говорить: «Скажите, пожалуйста, который час?»

О, если бы не первая детская любовь, я на всю жизнь остался бы безграмотным попрошайкой времени.

Читаешь ли ты меня, Людмила Николаевна? Впрочем в твоем возрасте, дай бог тебе здоровья и долгих лет половой жизни, читают все больше Солженицыных да Гроссманов.

Так вот, я тридцать лет из тридцати семи по твоему научению спрашивал у проходящих сквозь мою жизнь людей: «Скажите, пожалуйста, который час?» И они так же вежливо отвечали, чаще безграмотно: «Без пятнадцати три, два, час».

«Без пятнадцати жизнь» – хорошее название для новой песни.

Потом что-то щелкнуло в моем нутре, и слово «который» сломалось на время. Я пытался его починить, но разозлился на этот аппендицит речи и вырезал его из себя, а он, гад, опять отрастает, видимо, без него на языке далеко не уедешь.

Теперь я спрашиваю у часо-людей: «Эй! Тетка! Дядька! Пацан! Сколько время?!» А про себя добавляю: «До твоего и моего конца».