Свиное молоко

Свиное молоко

Валерий Посиделов

1999 конец века. Книга 2-Я «Свиное молоко»

Все человеки, и даже мусульмане, жрали свинину. В моей университетской юности был один собутыльник, чеченец. Он, как обиженный кот, ходил вокруг костра, на котором кремировали рядового хрюшу. Потом, выпив залпом стакан водки, он жалобно говорил:

- Валера! Ну скажи, что это барашек!

- Да, барашек, Абдулла! Барашек!

И черные от насвая, гнилые зубы чеченца впивались в розовое, недожаренное мясо.

А кто из вас пил свиное молоко?

К чему я все это? Ах да, рассюсюкивание о человеке. Люди делятся на две категории. Одна – это, как все; другая – как дерьмо в колбасе. Вот про вторую, к коей и я отношусь, мое нижележащее сюсюрандо. Итак, повесть про очень плохого себя.

Эпиграф к этой книге я написал очень давно, в раннем детстве. Читала его только моя мама, и только она знает суть этой тайнописи, поскольку тут же стерла мое магическое обращение к человечеству мокрой тряпкой.

Как сейчас помню, сижу на синем эмалированном горшке, дуюсь... Хочется встать, открыть дверь и удрать.

Встал я и дерьмом на двери написал нечто сокровенное. Может, в конце конца вспомню сей текст и поведаю его вам.

Не научившись ходить, я стал сразу бегать, вот бегаю до сих пор; быстрый я, не терплю медлительности, разве что в музыке. Впрочем, никакая музыка не может быть медленной, она же всегда движется со скоростью звука.

Делать музыку – единственное, что я умею, все остальное происходит из-под палки. Вообще все, что со мною происходит – есть театр абсурда.

Как и большинство людей, я больной на голову и прочие члены, но в отличие от большинства, я всегда признавал свою неполноценность, но не боролся с ней, а использовал ее в своем искусстве.

Искусство – это, по-моему, и есть демонстрация миру индивидуальных неполноценностей. В жизни все некрасиво. Люди дерутся, вовсе не как Жан-Клод Вандамы, трахаются не как Эмануэли. Жизнь – это возня корявых монстров. Самое омерзительное космическое существо – смерть от пустоты и одиночества изобрела жизнь. У жизни морда чуть-чуть симпатичнее. Для смерти это было искусством. Теперь смерть завидует, злится и мочит на все стороны людишек, без разбору. То паровозом кого-нибудь, то током…

А люди издеваются над смертью, плюют ей в душу, выдумывая красивые и героические гибели, типа Гастелло и Космодемьянской. Все люди, так или иначе, занимаются искусством. Пушкин делал так, слесарь Дыркин тоже так, режиссеры Виктюк и Серебренников – иначе.