Печать Христова

Справедливости ради, он и жесток не был, просто скучно ему было, да и в своем он был праве – многое позволял ссыльному, все правила ради него нарушал, книжки выписывал, на службу позволял не ходить… так чего ж не покуражиться хоть иногда? Дал ему, чего тот хотел – заглянул в глаза снизу вверх:

– Да кого повесили-то? Назовите, может, и правда знаю кого?

– Пестеля вот, сибирского губернатора сына…

На сибирского губернатора Ивана Борисовича Пестеля, немца въедливого, у Иоакинфа зуб имелся – тот немало поспособствовал тому, что Иоакинф сидел сейчас не в Иркутске по прежнему книжки переводя, да купечество языку обучая, а здесь на острове, аки Наполеон на святой Елене — только мемуары и писать.

– Муравьева, сенатора Ивана Матвеича сына, да Бестужева-Рюмина, да какого-то Каховского – и не знаю таковых…

Иоанафан выдержал паузу и добил:

— И Рылеева-поэта, о котором приятель твой писал тебе летом еще прошлым, и книжку слал.

…Николя среди имен не было, но лучший друг его брата, Сашки, был.

Плохо ты молился ветру валаамскому или это дао просто не слышит – чем ему слушать-то? Зато воспоминания ветром надуть может, словно жабу в горло…

*

…Обратно из Китая по окончании миссии добирались тогда в Петербург больше года. Пожалуй, так было и хорошо – медленно сменялся пейзаж, медленно откатывалось назад китайское круглое небо, и сначала надвигались, а потом снова удалялись Уральские горы. Печати – ну и Печати, привык уже, даже и вздохнул с облегчением в казанских присутственных местах, прогонные требуя, и Печатями получение заверяя.

Сам не заметил, как соскучился.

За тринадцать лет духовная миссия обратила в христианство десяток китайцев, зато издержалась вся, ехала домой впроголодь, распродавая китайские диковинки, лаковые шкатулки, да зонтики, да чай, да нитки шелковые. Сам-то слал статью за статьей вперед себя, но гонорары запаздывали, а вот дам дарить нечем стало. Наталью в Казани навестил – постарела, подурнела, зато и замуж вышла, да детей нарожала.

Отдал ей шаль китайскую шелковую, синюю, как небо, последнюю – чуть в ноги не кинулась благодарить. Костька да Иван хором все уговаривали с требами пойти – ну поп ты, батька, или не поп? Пойдем дома святить, за здравие коров да коз молиться, домовых от печей гонять – не оставит же добрый люд своих попов? Иногда в дороге Иоакинф даже смягчался – в основном по просьбам бедных станционных смотрителей, видевших в нем чуть не епископа.