Крысолов

Торопились, старались не отстать, выпутаться из веток или толщи снега.

Он вёл их к речке. В темноте над ней что-то светилось. Мигающее бело-оранжевое пятно поверх полыньи. Лёд вокруг зеленел… В том берегу был закопан каменный коллектор. Иногда он испускал пар, и оттуда пахло тухлятиной.

Володя решал, что же ему делать.

Ему всё сильнее не нравилось то, что он видел. Бежать к охране? Позвать на помощь? Спросить, почему здесь неодетые дети со странным человеком ночью? Только бы его поняли!..

Володя похолодел. Он осознал, чем его так встревожила мелодия. Он никак не мог в неё вслушаться. И не мог запомнить – хотя запоминал любые мелодии с первого раза, реже со второго. И даже просто звучание инструмента. Он вот до сих пор помнил перебор струн с музейных гуслей.

Мелодия Дудочника была как музыка из сна. Которая веселит, зачаровывает, но начисто стирается при пробуждении.

Её потусторонность вызвала ещё большее ощущение неправильности, чем даже встреча со странной четвёркой.

Если Дудочник тащит детей в речку, помощь опоздает. И что-то сделать сейчас может только Володя… Володя поборол панику.

Надо познакомиться со страхом. Начать с последнего. С самого нехорошего – с мелодии.

Володя достал из внутреннего кармана свою трубочку. Ему её выпилили из полого стебля какого-то кустарника. Прожгли ряд дырок и покрыли лаком для сохранности. Володя в последнее время играл только на ней.

Несколько примерочных продувов – и сложилась «Барыня».

«Тук, тук-тук, тук-тук-тук-тук…» – вторило ей в груди.

Володя пошёл наперерез процессии. Тропинка в кустах хорошо утоптана, он должен успеть.

«Барыня», конечно, не плавала в шапках сосен, среди их стволов, как мерцающая мелодия Дудочника. Она стреляла радостно вперёд, в студёный воздух, а мелодия Дудочника обрамляла её фоном, оттеняла на второстепенных ролях.

Дудочник повернулся в его сторону, не сбавляя дёрганый ход. Он заметил Володю раньше. Володя с детства приучился чувствовать такие вещи… Но дети тоже оборачивались на «Барыню».

Володя порой играл на улице. Прохожие, узрев его, морщились или каменели лицами, но на той же «Барыне» смущались, смеялись… И теплели взглядами. У детей этот огонёк был словно под наледью.

«Держись», – подбодрил себя Володя.

Дудочник поставил одну за другой на тропинку длинные ступни в тряпичных башмаках и замер, поджидая Володю.

Володя не спеша приблизился к Дудочнику. «Барыня» продолжала литься из трубки. Жёлтые глаза Дудочника горели прожекторами, бегая от пальцев Володи к его лицу.