Удачной охоты, студент

И наедине Таня стала часто упоминать о том, какой замечательный учитель, этот новый историк – Иннокентий Павлович. При этом в глазах её появлялось нечто такое, отчего Максу хотелось тут же вцепиться в горло этому манерному преподу, и порвать его, как обёрточную бумагу.

Он ненавидел историка. При виде его лица, умело покрытого кремом, Макса заливала волна дикой ярости. Ему стоило титанических усилий не наброситься на Иннокентия прямо в аудитории. Однако, это не значит, что Макс не старался испортить настроение Иннокентию Павловичу, подрывая всеми возможными средствами дисциплину на его занятиях.

Однажды в безлюдном коридоре Максим лицом к лицу столкнулся с ненавистным учителем. Макс почувствовал, что сейчас не сможет сдержать себя. А что, их ведь никто не видит, свидетелей нет – самое время дать выход своей злости. И он уже поднял руку, чтобы толкнуть историка к стене, как случилось нечто необъяснимое.

Учитель невозмутимо протянул вперёд руку, как для рукопожатия, и Макс протянул, занесённую уже для удара, ладонь навстречу. Казалось, студент и преподаватель, несколько панибратски приветствуют друг-друга, а на деле пальцы Максима будто зажали в тисках. Он стиснул зубы, и попытался освободить руку, но с тем же успехом он мог вытащить кость из пасти питбуля.

Макс поднял глаза – лицо преподавателя не выражало никаких эмоций, будто посмертная маска телесного цвета. Зрачки его глаз неимоверно расширились, будто растеклись чёрными лужами, заливая, исчерченные тонкой сеткой сосудов, белки. Эта глянцевая чернота зрачков прочно удерживала внимание Макса, пока Иннокентий говорил:

― Так-так, ну, здравствуйте. Нестеров Максим, кажется? Я заметил, что мои лекции вам не очень-то нравятся. С завидной настойчивостью вы пытаетесь их сорвать. Так вот, меня мало интересуют причины вашего неудовлетворительного поведения, но с этого момента вы, Максим Нестеров, больше так делать не будете. Не так ли?

Только после этого вопроса Максу удалось с трудом разжать зубы и выдавить:

― Да-а-а

― Мне нужен полный ответ, ― на бесстрастном лице, покрытом толстым слоем тонального крема, появилась презрительная ухмылка. Крепкие зубы были разделены широкими, тёмными прорехами, что придавало лицу особенно хищное выражение. Максим ощутил смрадное дыхание с нотками гниющего мяса. Такое же было и у него, когда, однажды, целых четыре дня сильно кровоточили дёсны. Превозмогая боль в руке и тошноту, он просипел:

― Да, Иннокентий Павлович, я больше так не бу-уду.