Навет старого колдуна

Навет старого колдуна

Феда Доренко

Пролог

    В лесу становилось все темнее, высокие строгие ели стояли не двигаясь, в молчаливом оцепенении смотрели осуждающе и надменно. Из старого черного дупла, на мохнатую ветку выпрыгнула юркая белка, но не стала грызть орешки, а села на задние лапки и уставилась своими карими глазами, в которых переливались негодование и презрение. Где-то заухал филин, наполняя сумеречный лес жутким стоном и надрывным плачем. За каждым деревом начали просыпаться лесные чудовища, протирать глаза корявыми лапами и наблюдать сверкающими в темноте зрачками. Сумерки сгущались, тропа и так чуть заметная среди корней деревьев, засыпанных толстым слоем опавшей хвои, стала едва различима. Боясь, что заблудится и останется в этом страшном лесу, замотанная в большую черную шаль, женщина посмотрела схему, нарисованную на листке бумаги. Слава Богу, ориентир был совсем рядом – сожженное грозой и расколотое напополам сухое дерево.  Ускоряя шаг, лесная гостья, направилась вглубь чащи. 

   От сухого дерева она прошла метров пятьдесят и лес начал редеть. С трудом пробираясь сквозь молодой и очень густой березняк, женщина одной рукой отводила упругие шершавые ветки, хлеставшие ее по лицу, а другой постоянно поправляла цепляющуюся за деревца и сползающую на плечи шаль. Внутри ее все сжималось от страха, но какая-то неведомая сила толкала вперед и упрямо твердила на ухо: «Иди и не бойся». И она шла, защищая лицо от хлестких ударов, запинаясь за корни, проваливаясь между кочек, обдирая руки у колючих кустов боярышника.

   Избушка появилась перед ней внезапно и резко. Женщина испугалась и чуть не вскрикнула, но вовремя успела закрыть шалью рот, в страхе, что ее крик разнесется по лесу чудовищным многоголосьем и разбудит все самое страшное и злобное, уснувшее под корягами и по дальним рямам.

   Собрав все мужество, она протянула руку к гладкой, позеленевшей от времени ручке, в последний момент, хотела отдернуть ее и развернуться, но, неведомая сила опять зашипела совсем рядом: «Иди, иди и не бойся». Ведомая злобной жутью, чувствуя себя как в страшном сне, она дернула ручку на себя, дверь открылась, и она вошла. Голова закружилась от спертого воздуха, перемешанного с настоями трав и горечью полыни. Постояв минуту, она пришла в себя и осмотрелась.

   Перед ней, на середине избушки, за грубо сколоченным деревянным столом, сидел старый седой дед.