Нехристь

Но, вспомнив о коварстве бытия, насторожился: с чего вдруг бабушка, которая всегда запрещала бутерброды на завтрак под странным предлогом будто это «кусочничанье», приготовила ему (и ему ли?) такой подарок?

В любом другом месте ребёнок сразу бы схватил лакомство, но тут ему чудилась какая-то ловушка: может, колбаса ядовитая, и бабушка так травит тараканов? Или крыс? Или его? Потому что «сил больше нет с таким нехристем возиться, помилуй, господи, душу грешную, когда уж отмучаюсь?» Тем более что внука она, не переносившая его «басурманское» имя, тоже иначе как Крысом не называла.

На всякий случай мальчик решил провести расследование — как во вчерашнем фильме — и для начала опросить подозреваемую. Но, подкравшись к её комнате, услышал храп. Это озадачивало сильнее нежданного бутерброда — бабушка всегда просыпалась гораздо раньше Криса. Он никогда не понимал зачем, но судя по невразумительным объяснениям, такие идеи ей подавал бог. И вот, храпит. В голове мальчика промелькнуло ещё одно кинослово: «алиби». Мол, спокойно себе спала, он сам съел, да и умер — а я ни при чем.

Крис вернулся на кухню и уставился на беззащитный бутерброд. «И ладно бы умру, — подумал голодный ребёнок, — хоть отмучаюсь, а если это она себе нарезала, а я съем, что она со мной сделает?» Однажды в деревне бабушка отстегала его крапивой только за то, что он кинул кусочек халвы в свою утреннюю манку, тщетно попытавшись сделать кашу хоть чуть-чуть повкуснее. А после того, как внук отревелся, мучительница показала ему толстенный кожаный ремень с выпуклой звездой на внушительной железной бляхе и принялась грозно поучать: «Весь хлеб насущный — от господа нашего, так что ещё раз с пищей чудить вздумаешь, у тебя не задница, а твердь небесная станет! И не зыркай волком, я добра желаю — наказание от беды бережёт. Маракуешь?»

Мальчик не столько «мараковал», сколько чувствовал, что примерно имеется в виду. Благо тренировать эту суперспособность к улавливанию смысла не по словам, а по настроению ему приходилось чуть ли не при каждой беседе с бабушкой, особенно в деревне, где она начинала говорить гораздо непонятнее — иногда как будто и вовсе на другом языке. Правда, он так и не разобрался, чего конкретно ему нельзя делать с пищей, зато кара за следующие «чудеса» с ней считалась на удивление ясно — на его самом мягком месте, словно на ночном небе, загорится целая россыпь звёзд, которые отпечатаются с железной бляхи ремня.