Майор

Майор

Владимир Сединкин

Майор

Игра в кости проходила в образцовой средневековой таверне под звуки лютни, колёсной лиры и безбожно гнусавящей волынки. Впрочем, слово БОГ здесь было под строжайшим запретом. Во-первых, потому что хозяин заведения – досточтимый Вельзевул находился к господу нашему в глубокой оппозиции, а во-вторых из-за того, что играли вне реальности, вне времени, вне правил, чего создатель терпеть не мог, ибо не мог контролировать.

Главным призом была сущая безделица и по мнению наблюдавших за происходящим завсегдатаев вещица бесполезная, тем не менее каждый из бросающих кости мечтал заполучить её. Ну почти каждый…

Их было четверо. То есть сначала-то их было дюжина, но к финалу (кхм… давайте назовём это финалом) их осталось всего четверо.

Первым был американский полковник-конфедерат с пышными усами, трёхрядным позолоченным галуном на рукавах и начищенными до блеска пуговицами в два ряда на груди. Тёмно-зелёные глаза матёрого рубаки сверкали гневом, а рука в кожаной перчатке сжимала рукоять сабли, весевшей на поясе.

Вторым – майор Французского легиона в белом кепи (впрочем, не таком уж и белом) и брезентовой жёлтой куртке. Кареглазый галл время от времени шмыгал кривым, неправильно сросшимся после перелома носом притопывая от нетерпения ногой под столом.

Третьим – германский воин в синем рейтарском доспехе, пышной копной волос цвета спелой пшеницы, спадающей на плечи и глазами цвета безоблачного неба. Массивный палаш кавалериста лежал на коленях, и воин время от времени поглаживал оружие словно любимое домашнее животное.

Последний – советский пехотный майор в выцветшей от солнца форме, один погон на плече которой был оторван, с усталыми серыми глазами, посеребрёнными сединой висками и обманчиво ленивыми движениями находился словно в спячке. Офицер будто и не двигался совсем, и даже казалось не мигал. Но как часто бывает видимость была обманчива.

- Вы четверо финалисты нашего вечера! – торжественно сообщил демон, растянув губы в змеиной улыбке.

Она и правда была змеиной и не только потому что иногда между губ появлялся раздвоенный как у рептилий язычок.

- Меньше болтовни, - бросил конфедерат, наклонившись к столу.

Голос его был подобен трущимся друг о друга камням.

- Отлично! – произнёс германец, брякнув помятым в паре мест доспехом.

Этот наоборот был обладателем звонкого тенора, и никто не удивился бы узнав, что в детстве тот пел в церковном хоре.