Учуруматхан

Но странным было не только это, а ещё и то, что на плане не предполагалось комнат для гостей. Необычная гостиница, надо сказать. Больше напоминающая военный гарнизон или крепость. Впрочем, военный лагерь неподалёку и правда был, только был он очень давно, задолго до появления караван-сарая...

Помимо исписанной рукой дяди Лёши тетради, в папке была ещё копия диссертации (точнее — её фрагмент) историка и археолога Самира Багирзаде, непосредственно касавшаяся этого района города. Если не углубляться в термины и даты, то там имелось несколько очень интересных общих наблюдений.

Багирзаде писал, что идущая от двойных ворот Старого Города Шахская улица не просто так именно в этом месте разделяется на Шемахинскую и Кубинскую улицы. А что улицы эти прежде были дорогами, ведущими в Шемаху и Кубу, и разделялись они здесь потому, что тут постоянно находился военный лагерь «для охраны идущих по дорогам караванов». И от лагеря на северо-восток вела совсем короткая дорога, упирающаяся в кладбище. А точнее, в «место погребения несчастных», как цитировались в диссертации записи какого-то арабского путешественника.

Про караван-сарай (или даже про два караван-сарая) там ничего не было сказано, про колодцы тоже. Но упоминалось, что дорога к кладбищу шла «меж двух бездн».

Очень странная дорога. Не менее странная, чем Кубинская и Шемахинская. Которые огибали военный лагерь с двух сторон, как воды ручья огибают лежащий в нём камень. И долго ещё после этого обе дороги шли рядом, бок о бок, словно не желая расставаться друг с другом.

Это, конечно, вызывало вопросы, но вопросов у меня к тому времени накопилось уже столько, что из них вполне можно собрать отдельную главу.

[1] ...от двойных ворот Старого Города... — то есть, от Шемахинских ворот крепости Ичери-шехер.

[2] В приложении находится фрагмент этого района (рис. 2а и 2б) карты Баку 1913 года. В интернете вы легко сможете отсыкать всю карту целиком.

[3] В приложении содержится фрагмент этого чертежа (рис.

3) из городского архива Баку.

VII. Вопросы.

В первую очередь меня, разумеется, беспокоило случившееся с Вагифом Асадовым. Это был человек, которого я знал лично, а не прочитал о нём в каких-то пожелтевших от времени бумагах. И случившееся с ним волновало меня больше всего.

Я превосходно знал об интересе Вагифа к мистике — может быть даже не вполне здоровом интересе — и его увлечении разными загадочными явлениями.