День Мертвых

Он распахнул дверь, уже ища ее глазами, но улица, ночная улица, погруженная в темноту как в деготь, вдруг ослепила его, заставив зажмурить на мгновение глаза. Когда он снова открыл их, кто-то втолкнул ему в руки Киру - окровавленную, смеющуюся - и с силой нажал на дверь, стараясь закрыть ее. Непонятный шум - рвущая барабанные перепонки какофония - оглушал, и Томас, едва нащупав худое тело в своих руках, рванулся назад, инстинктивно пытаясь разглядеть, что же происходит снаружи. Он увидел толпу. И еще - кого-то, стремительно исчезающего за поворотом.

Ему показалось, что он видел черный растянутый свитер. И прежде, чем дверь закрылась под его сильными руками, Кира на мгновение смогла вырваться, воспользовавшись его замешательством, подскочить к самому порогу и крикнуть "Я вернусь!". В следующую секунду Томас рванул ее внутрь, почти роняя на пол, и захлопнул дверь.На улице в одну секунду все стихло. Абсолютная, звенящая тишина. Томас обернулся, потирая занывшее от усилий запястье, и посмотрел на Киру. Она беззвучно смеялась, сжимая в одной руке свою полумаску с оторванной тесьмой, а другой утирая кровь из разбитого носа. На скуле наливался огромный синяк. Щеки полыхали невиданным прежде румянцем, глаза лихорадочно блестели. Но она была счастлива - полностью и безоговорочно. Томас уже давно не видел ее такой.Он покачал головой, сгреб ее за плечи и утащил наверх в свой номер, где кое-как усадил на кровать. Добиться от нее хотя бы слова было невозможно - она то принималась танцевать по крохотной комнатке, то обессиленно падала на кровать, раскинув руки и глядя куда-то невидящими, восторженными глазами. Томас запер дверь, подвесил ключ за кольцо к ремешку часов и лег спать на полу. Еще долго сквозь подступающую дрему он слышал ее счастливый смех.

На следующее утро они уехали - а она все продолжала улыбаться. Потом грусть вновь взяла свое, и улыбка ее померкла, но глаза уже не казались мертвыми, как прежде. Она снова начала жить - ради чего-то, неведомого никому другому.

На все вопросы отвечала сухо или вовсе отмалчивалась. А когда Томас в очередной раз, устав от недомолвок, в прямом смысле прижал ее к стенке, улыбнулась ему, провела рукой по щеке, прошептала "Спасибо..." - и вывернулась, унося на кухню стопку грязных тарелок. Она молчала, он махнул рукой.

**Она не могла никому говорить - таков был первый закон. Она должна была всегда приходить в маске и не снимать ее - таков второй. Она не могла звать его - таков третий.