Конь Медный

Сосед мой пытался было заговорить со мной, но я быстро отшила его двумя холодно-вежливыми фразами. С детства, точнее — с юности, когда я хотела побыть одна, я ехала на Невский и там бродила. Одиночество в толпе — самое сильное. Сейчас я опять была среди людей — в одиночестве.

"Ушла в себя, вернусь не скоро..." - называет муж это моё состояние. Оно накатило вдруг, внезапно, накрыло с головой даже не как волна, а как огромное ватное одеяло. Я отвернулась к иллюминатору и стала смотреть на лётное поле, где сновали люди и смешные жучки-снегоуборщики. Пошёл снег, словно отсекая от меня серо-белой мутью аэропорт и всё, что было там, снаружи. Та моя жизнь, которой я жила обычно, была как бы отложена «на потом». Отпуск становился отпуском во всех отношениях. Я была уже не здесь.

Я попросила моих не провожать меня. Да и некому было — дети с утра кто в школе, кто в институте, муж работал. Я только отправила им всем сообщение в Ватсапе, что всё хорошо. За все эти годы, что мы прожили вместе, нам уже не нужны были ни лишние слова, ни лишние мысли и эмоции. Мы и так слишком хорошо понимали друг друга, а долгие проводы - лишние слёзы.

… Самолёт взлетел, набрал высоту, я увидела город сверху, в прорехах грязных, как куча тряпья, облаков. Серый, иссечённый извилистыми шрамами рек и каналов, расчерченный клетками улиц и проспектов, словно огромный зверь, улёгся он по берегам узкой Маркизовой лужи, охватывая с её двух сторон. Васильевский, Центр, Петроградская, Ржевка и Сосновая Поляна, и золотой купол Исаакия, и Троицкий Собор, и шпиль Петропавловки...

Глаз истинного петербуржца различает до тысячи оттенков серого — вспомнила я где-то слышанную, или вычитанную фразу...

И тут же вспомнила, как впервые летела на самолёте в Германию с дедушкой, к его родственникам. До того момента я никогда в жизни не летала самолётами. Просто — как-то не судьба была. Наша семья путешествовала всё больше поездом и детство моё прошло под стук колёс.

Я тогда точно так же сидела у иллюминатора и смотрела на город, который впервые увидела сверху, и это было странно и удивительно, необыкновенно, непривычно.И тогда снова ощутила, что с ним у меня, как это ни банально, связана вся жизнь, даже когда наша семья жила далеко от него и мы были, по выражению мамы, «ленинградцы на выселках». И он сам был моей жизнью.

А впервые я почувствовала это годом раньше. И тут же услужливая память оживила совсем другие картины: события, слова, лица, звуки, голоса...

… И ожили воспоминанья...