Кори Птица

А в ней переливаются цвета электрических бликов, маленьких молний; они неистово перемещаются по темноте; комната, кстати, без мебели, но впечатление, что здесь точно кто-то живет, не покидает хотя бы меня. Вспышки кружатся в пространстве, их не тревожат наши изумленные взоры. Это – их гипноз. Их наркотик.

- Может, дальше пойдем? – завороженно произносит На. Я киваю, Грязный делает пару шагов назад. Мы двигаемся прочь от электрической комнаты, сначала с неохотой, через силу, затем – все более решительно. Всё… Гипноз отпустил.

- Что это было? Что за херня?! – восклицает Грязный, как будто удивляясь собственному голосу.

- Живое электричество, - говорит Наоко без проблеска сомнений. Как же я сейчас люблю ее татуировку сравнений, озорными узорами начинавшуюся с девичьей шеи. Изысканное украшение, проскальзывающее под футболку (куда бы хотелось и мне).

- Обойдешься. – Сурово стопорит мои мечты Наоко. – Впрочем, я подумаю…

А темнота луны выводит нас к лестнице наверх. Ступени чернильно зажаты меж двух стен, старых и даже в мягкой мгле различимо обшарпанных.

Мы поднимаемся.

Коридор второго этажа такой же странный, замогильно тихий, будто все те, кто знал, как говорить на языке тьмы, разучились это делать. И куда-то ушли. Или, быть может, только затаились…

Опять мерцают в лунном свете несколько дверей. Я слабо касаюсь «кончика ладошки» ближайшей дверной ручки, но снова ничего не происходит с моей ЦНС. Наркотик не получен. Сознание взирает на то, как медленно распахивается суть комнаты. Мы видим, что за дверью.

В крайне вытянутом кресле сидит длинный и лысый старик. Он чем-то похож на полумесяц. На нем, конечно, есть одежда, какой-то черный, может, серый костюм, старик смотрит в стену, нас не замечая. Я понимаю, что Наоко пробует прочесть его мысли…

- Он думает о перламутровой пермутации последнего цикла вокруг Бога нашей планеты. Это очень странно ощущать.

Я и Грязный просто пялимся на старика, пока На продолжает считывать его сознание:

- Он говорит: чтобы отринуть весь мир, нужно самому быть ну хоть каким-то миром… Я помню того юношу.

Хорошенький, ямочки на щеках. Мы выпивали в открытом баре. Его «голубой» голос немного раздражал, но я уже привык… Мы уединились в той комнате, совсем не похожей на типичный номер отеля… Моложавые стоны сплетались с влажным закатом… Сочная сладость вытекала в космос сквозь нас… Незаметный рассвет. Занавески-призраки. Все когда-то бывает в последний раз.

Старик вдруг поворачивает к нам свое лицо. И мягко улыбается.