Лицо из натурального шпона

Щёки — впалые, на башке — то ли корона, то ли шлем с клювом...

— Что?! Царапина?! — ахнула жена, застав его однажды за таким занятием.

— Если бы!.. — хмуро отозвался он. — Слушай, ты лицо видишь?

— Чьё?

— Да вот, на дверце...

— А ну, смотри на меня! — скомандовала жена, и он нехотя выполнил приказание.

— Ну, ясно! — зловеще констатировала она. — Сначала башка поворачивается, а потом уже глаза приходят. Успел?

— Да трезвый я, Маш! Ну вот сама смотри: глаза, нос...

Жена по-совиному уставилась на дверцу, потом оглянулась на мужа и постучала себя согнутым пальцем повыше виска. Голову она при этом склонила набок, чтобы удобнее было стучать...

И что хуже всего — дверца эта располагалась впритык к нише с телевизором. Вечера стали пыткой. Не поймёшь, кто кого смотрит... Конечно, если дверцу открыть, лицо бы исчезло, но у жены там помимо всего прочего хранились кольца, и секция запиралась на ключ...

А рисунок с каждым днём становился всё резче, яснее. Колдун — смотрел. Мало того — хаотически разбросанные пятна и полосы вокруг его древнего сурового лика начали вдруг помаленьку складываться в нечто определённое. Натуральный шпон обретал глубину. Мерещились вдали какие-то замшелые покосившиеся идолы, и угадывалась мрачная сказочная страна, а светлое разлапое пятно в древесине превращалось в жемчужный туман над еле просвечивающим озером.

— Маш... — отважился он наконец. — А может, продать нам её, а?

— Квакнулся? — перехваченным горлом прошипела она, расширив глаза, пожалуй, пострашнее, чем у того, на дверце.

Ей-то что?.. Не видела она там никакого лица, хоть расшибись!

Вскоре пошли признаки нервного расстройства.

— Что ж ты пялишься, гад? — говорил он в сердцах импортной стенке. — Чего тебе от меня надо? Не нравится, как живу, да?.. Да уж, наверное, получше тебя!

Колдун, понятное дело, молчал. Зато стал сниться по ночам. Раздвигались стены, и тёмная высокая фигура вступала в комнату, а за спиной у неё мерцали в сумерках озёра, и плавал над ними туман, и доносились издали всплески и тихий русалочий смех... И каждый раз он каким-то чудом заставлял себя проснуться за секунду до того, как с насмешливо шевельнувшихся губ колдуна сорвётся простое и страшное слово, после которого уже ничего не поправишь...

— Сволочь Прибабах... — бормотал он, подставляя голову под струю холодной воды в ванной. — И чёрт меня тогда дёрнул...

Лекарство от наваждения нашлось неожиданно.