Про оборотня Гришу

Сквозь ткань волнительно проступали трехмерные женские линии, а полновесная Аленкина грудь так и норовила выскользнуть…

- А знаешь, оказывается, женщина, моющая пол, это так красиво.

Она выпрямилась, улыбнулась, смахнула тыльной стороной ладони русый завиток со щеки. И вдруг ее брови испуганно поползли вверх.

- Гриша, что с тобой???

Он недоуменно посмотрел вниз, а дрова уже громко рассыпались вокруг. Шерсть, много шерсти… и плечи свело судорогой, а потом скрутило и опустило на колени. Ошибся, ошибся… на день ошибся…

- Беги!!! – успел то ли прокричать, то ли прорычать он.

Кровь с молоком, кровь с молоком, кровь… Мелькает распаренным белым пятном в чернеющей стуже. И все ближе и ближе… И осталось каких-то три прыжка.

Она ничего не чувствовала. Страх плеткой гнал по темной улице. И где-то в горле барабанило сердце, и мороз отступал от голых ступней. А сзади совсем близко… летел он. Алена резко бросилась вправо, перемахнула через штакетник и понеслась по двору к отцовской двери. Навстречу огромному дымчатому волку с лаем бросился кавказец Баск.

Ему хватило цепи, но буквально через мгновение она услышала его жалобный визг… Алена закричала, но на ступеньках веранды поскользнулась, и теряя колени и локти, растянулась у самого входа.

Ненавижу собак, вонючие шавки – Гриша рванул тугую шею овчарки и сразу понял, что Баск уже не боец. Собака – ничто. А добыча рядом. Не бежит, покорно ждет, повернувшись на спину…

- Гриша, это же я… это же я… - странно, этот голос такой… близкий.

Он дрожит, но узнать его легко.

Гриша подошел к девушке и обнюхал пальцы ее ног. Из полураскрытой пасти капала слюна.

- Это же я… это же я… – твердила она, всхлипывая. Он посмотрел ей в глаза. Это же ты… Кровь с молоком… Аленка…

С противным скрипом внезапно открылась дверь. Едва успев заметить спаренное железное жерло в чьих-то трясущихся руках, Гриша услышал два грома, один за другим. Его опрокинуло навзничь.

- Ерунда, - хрипел Гриша. – Это ведь не серебряные пули…

Над ним склонилась она и что-то горячо и мокро шептала.

Рвала на себе белые лоскуты и сжимала их там, где жгло и булькало… И угасало.

- Аленка…, это ведь… не серебряные… пули, правда?...

Луна была круглой, нарядной и безмятежной. Висела хозяйкой среди сверкающих точек. И мнилось, что была тишина. Но откуда то снизу несся к Луне рыдающий плач… То ли плач, то ли вой волчицы. И под плачем этим, как под шатром, лежал человек, собравший в ладони нетающий снег.