Рыжая

Еще один сиял прямо под окном, подсвечивая рыжую снизу.

Раскинув руки, она молчала, и ее молчание было наполнено каким-то горьким, обвиняющим смыслом. 

— Я не могу остаться, — сказал Дух извинительно.

— Конечно, можешь. — Рыжая обернулась к нему. Ветер шевелил ее белую пижаму. — Ты просто не хочешь.

— Но я правда не могу, — растерянно сказал Дух. — Меня выписывают.

— Я знаю один способ, — она улыбнулась своей фирменной улыбкой и переместилась на пол.

Дух нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Огибая свободную койку, она подходила ближе, неся с собой холод улицы. Сквозь нее слабо просвечивал фонарный свет. Дух вздохнул. Он вдруг почувствовал страшную усталость.

— Не думай, что напугаешь меня, — сказал он.

Рыжая хмыкнула — и сникла. Казалось, она вдруг растеряла весь свой запал. Постояв на месте, бездумно глядя в пространство, она наконец уселась на край свободной койки, подтянув ноги к груди.

— Ты напрасно меня не боишься. Я могу и убить, знаешь ли. Конечно, если бы ты меня боялся, мне было бы проще это сделать, но и так можно попробовать.

И все-таки я не стану. Я не кровожадная. Уважаю чужую волю и все такое. Хочешь — вали. Но потом не жалуйся.

— На что? — привычно не понял ее Дух.

— Ты странный, — она обвела взглядом комнату, будто видела ее впервые. — С прибабахом. Люди будут говорить тебе об этом. Ты им не понравишься. Всегда будешь для них чудиком.

— Ты была с прибабахом?

— И осталась, — рыжая пожала худыми плечами. — Ты спрашиваешь, что со мной случилось.

Выдумываешь сложные детективные сюжеты. Это приятно. Но правда всегда проще и грустнее вымысла. На самом деле однажды темной-претемной ночью я вошла в эту отвратительную душевую, открыла краны и перерезала себе вены. Конец истории.

— Почему ты так сделала?

— Потому что хотела остаться. Я хотела остаться здесь навсегда. 

* * *

Во дворе было ветрено и сыро, и Дух жадно вдохнул холодный воздух, который пах так знакомо и в то же время так ново: водой и землей, автомобильными выхлопами и человеческим присутствием, чьим-то подкурточным теплом, всем, но не лекарствами.

Стояла оттепель, немного похожая на весну, и под ногами текла и дрожала в лужах вода, а головокружительно свежий ветер проходил, казалось, через саму сердцевину Духова существа. Бабушка крепко держала его за руку. По широкой выщербленной дорожке, через двор, который он так часто видел из окна, они прошли к шипастым кованым воротам, туда, где стояли шеренги фонарей.