Тысячи километров до Иерусалима

Брезгливому человеку в «рыгаловке» нечего было делать по умолчанию. По уровню дискомфорта и антисанитарии с ней мог сравниться разве что общественный туалет на железнодорожном вокзале. Публика здесь собиралась, как правило, соответствующая – бичи, алкоголики, бывшие зэки – одним словом, те граждане из местных, кто не был обременен избытком интеллекта, энциклопедическими познаниями, а заодно и деньгами. Но так как в природе ничего однозначно хорошего или плохого не бывает, то кое за что «рыгаловку» все же ценили. А именно – за возможность нерафинированного человеческого общения. Разговоры в ней велись всегда сугубо мужские: о бабах, футболе (зимой о хоккее) и о том, кто, где и как напился и кому набил морду. И именно это самое нерафинированное общение являлось главным преимуществом данного заведения перед всеми остальными, какими бы цивилизованными и культурными они ни были.

Женщины сюда ни в жизнь не заглядывали. Даже для того, чтобы забрать своих напившихся в хлам мужей. Те редкие дамы, что нет-нет, да и удостаивали «рыгаловку» своим посещением, к дамам относились с большой натяжкой. Были они, как правило, весьма неразборчивы в еде и выпивке и абсолютно неприхотливы во всем остальном. Посетители без особых угрызений совести посылали их куда подальше, и они, ни капли не смутившись, тут же поворачивались и растворялись в пространстве.

Но сегодня здесь дам не было. Здесь вообще, почитай, никого не было. Небольшой пятачок, утрамбованный сотнями ног до состояния асфальта, был пуст. Только с краю, на поваленном дереве, уютно расположились два бича. На земле перед ними лежала газетка с разломленной на части буханкой хлеба. Бичи не спеша пили пиво и прикусывали его хлебом, который щедро посыпали солью из стоявшего тут же, на газетке, спичечного коробка. Еще три каких-то мужика толклись около старенькой деревянной будки и скандалили с продавцом. Это действо являлось одним из главных развлечений «рыгаловки» и было неотъемлемой частью культивируемой здесь пивной церемонии.

После наиболее оскорбительного трехэтажного мата у продавца не выдержали нервы и он с силой захлопнул окошко. Мужики изо всех сил начали молотить по нему кулаками и орать: «Колян, гад! Ты же не человек, ты сволочь! Твою мать!» Колян что-то неразборчиво отвечал им из-за закрытого окошка, мужики зверели на глазах, но не уходили и продолжали избивать ни в чем не повинное строение.