Сказка Заката

Впоследствии, как ни старался, не мог он ни объяснить, ни даже вспомнить, что это была за мысль — как бывает после пережитого ночью морока — но тогда она поглотила все его существо без остатка. Ужасные минуты пережил Николаша.

Но вот, когда, казалось, последние крупицы разума оставили его, вдруг услыхал он голос — ангельский, показалось ему тогда — но на самом деле дребезжащий и насмешливый:

— Что это вы так загрустили, молодой человек? — (загрустили!) — Я на вас смотрю — вы точно в горячке весь... Ну... ведь оно и забудется потом, что бы у вас там ни было. Да, кстати сказать, и холодно, а ноги-то у вас прямо в луже — простудитесь!

Хотите — верьте, хотите — нет, но Николаша первое, что сделал, так это посмотрел на небо: сам он потом удивлялся, но то была чистая и святая правда. Впрочем, мгновение спустя, он опомнился и увидел, что картина пред ним разъяснилась, пульсирующая точка пропала, а самое главное — он хотя бы начал вновь понимать человеческую речь, и язык вернулся.

— Слушайте, — хрипло начал он, озираясь, — я не знаю... я, наверно, болен... что-то такое... — он наконец увидел, совершенно неожиданно для себя, сидящего справа на той же скамейке — старичка — не старичка, а сухощавого подержанного человечка в старом пальтишке, вытертой, но аккуратной ушаночке и почему-то с фантастических размеров хозяйственной сумкой на коленях.

Николашу, как он потом вспоминал, поразили глаза человечка — узко посаженные, запавшие, обведенные темными нездоровыми кругами, но пронзительные, буравящие душу, казалось, до самого дна и вместе с тем хулиганские, как у мальчишки.

— Я заболел, кажется, — повторил Николаша, — я, правда, клянусь, что-то плохо соображаю... — Он потер лоб рукою — та была холодной, как у покойника. — Мне бы врача... — тоскливо зачем-то продолжил он, но сразу осекся. — Слушайте, где это я? — догадался он, наконец, спросить.

— Да-а, молодой человек, — протянул незнакомец, — бывает.