Ангелы в городе

Ангелы в городе

Мария Руднева

И ангел вздохнул о свободе

«Lascia ch’io pianga la crudela sorte,

E che sospiri la liberta!..»

Hendel. «Rinaldo»

Сумеречный февральский Париж растворялся в мелком моросящем дожде.

Уличные художники, отчаянно подражающие импрессионистам — кто безупречно, а кто бездарно — стремительно разворачивали свои произведения навстречу проходящей мимо толпе: посмотрите, посмотрите, это ведь он, Париж, он такой.

Дэн был вынужден признать: да, он такой. Смутные контуры домов, мягкие краски, пастельно-нервные фонари, и ярко-алые буквы Мулен Руж. В свинцово-сером небе тонет купол Сакре-Кер. Словно в теплое одеяло, город завернут в туман. Шпили и крыши сливаются с небом, новые, деловые кварталы с их высотками совсем не видны на горизонте, башня Монпарнас растворилась, словно бы и не было ее вовсе, и Париж стал в один момент крохотным, уютным городком, со всех сторон облепившим высокий холм и его окрестности.

Дэн сидел на мокрых ступеньках и смотрел, как постепенно исчезает у его ног город. Дождь усиливался, смывал все ненастоящее, всю дневную горечь сотен людей, которые теперь спокойно засыпали под стук капель об их подоконники. Засыпали кто с улыбкой на губах, кто в слезах, но обязательно — счастливые.

На холме Монмартра всегда людно. Кто-то пришел сюда гулять, и теперь скрывался от неожиданно начавшегося дождя под крышей собора, кто-то — на романтическое свидание, и каждый вечер здесь множество парочек, которым не страшен ни дождь, ни снег, им тепло со сплетенными руками, под одним широким зонтом на двоих.

А кто приходил сюда именно ради сумасшедшей романтики ночного Парижа в дождь. Таким людям тесно в этом мире. Именно их так любил рисовать Матисс — летящими вдаль вниз по улице, среди луж и огней.

Неподалеку на парапете пристроился арфист. Молодой парень, защищенный от дождя бейсболкой и огромным зонтом, с изнанки у которого было нарисовано чистое голубое небо — Дэн просто глаз не мог от этого зонта отвести — наигрывал на огромной арфе тихую нежную мелодию. Она трогательно вплеталась в шум дождя, составляя с ним невероятный, доселе неслыханный ансамбль.

Печальный звук арфы отдавался в душе Дэна, слезы текли по лицу — незаметные, чистые слезы восторга и грусти.

Он оглянулся на Сакре-Кер. Теплый оранжевый свет подсвечивал собор, величественный и спокойный.

Арфист продолжал играть. Над его головой небо было голубым и чистым, и он старался утешить то, что плакало.