Стеклянное волшебство

Купил диск Nightwish, Lacrimosa и еще несколько, пытаясь найти те же композиции что и у Люсинды.

Все было не то. Чего-то не хватало. Я затосковал.

Дни шли своим чередом. Я начал отправлять в Лесницк посылки. Каждые вторник и пятницу я отправлял Люсинде банку с корнишонами. Или черри. Или и с тем, и с тем. По две или по три. Это помогало. Мне казалось это правильным.

Так пролетела весна. Шли последние дни мая. Чувство тоски притупилось, солнце и теплый ветер не позволяли предаваться печали, работа стала нудной.

И вот однажды в мою дверь позвонили.

— Кто?

— Почтальон. Вам телеграмма!

Я открыл. Девушка вручила мне полоску бумаги с выбитыми на ней словами.

— Распишитесь, пожалуйста… Мужчина, с вами все в порядке?

Во мне бушевал шторм. На полоске значилось:

«все готово тчк приходи в сумерках тчк люсинда»

***

Отгул мне не дали, я поругался с шефом и уволился. В Лесницке я был через два дня.

Короткий подъем на третий этаж заставил сердце биться так, что я едва услышал звук, нажав на кнопку звонка.

Открывшая дверь Люсинда была в длинном синем сарафане, расшитом по подолу серебром, и белой шифоновой блузе. Она рассмеялась, увидев у меня в руках банку с корнишонами.

— Проходи!

На этот раз лоджия была задрапирована сиреневым тюлем с нашитыми на него бубенцами. С потолка свешивались тонкие и не очень трубки «музыки ветра». Из раскрытого окна тянуло теплым сквознячком, и все это великолепие покачивалось и тихо звенело. Стол украшала большая кружевная салфетка и ваза с душистым букетом сирени.

Уже курился ароматным парком фарфоровый заварник и ждали гостя тонкие чашечки, похожие на цветы. Играла музыка. Я узнал Blackmor’ов.

Люсинда выплыла из кухни со знакомой эмалированной миской, поставила ее всю передо мной и сунула в руку вилку. Вместе со вкусом лука и корнишонов я ощутил, что пустота ушла из груди.

Очищенная от салата миска стояла в сторонке. Мы пили чай. Сумерки за окном совсем сгустились. Люсинда долго смотрела на меня своим насмешливо-серьезным взглядом, потом молча указала на окно и выключила свет.

Сквер с третьего этажа просматривался как на ладони, полная луна заменяла отсутствующие фонари. Деревья сильно проредили, между ними развернулись ровные аллейки с лавочками на чугунных ножках, фундаментальными каменными урнами и клумбами. Среди старых тополей, берез и рябин насадили сирени, окутанной сейчас белым и лиловым дымом цветения. По белеющим в темноте дорожкам гуляли люди, до окна долетал их смех и изредка — звон гитарной струны.