Колыбельная для смерти

Или тому, кого Бугай выбирал «мальчиком для битья», – Егору ли не знать. А после этого падения в грязь ему и вовсе житья не будет. Все это вспышкой пронеслось в голове, и неожиданно нахлынувшая злость придала храбрости и решительности. Егор оттер о штаны ладони, повел, разминаясь, плечами и нарочито небрежным тоном скомандовал:

– Пошли!

Он первым двинулся вперед – туда, где виднелись в желтоватом свете придорожного фонаря покосившиеся ворота. Бугай громко хмыкнул и затопал следом, а за ним – остальные.

Створки крепко связывала металлическая цепь. Узел ее служил хорошей приступкой. Бугай грубо оттеснил Егора плечом и первым полез по ту сторону забора. Нога в тяжелом ботинке уверенно оперлась о цепь, руки вцепились в верхние края створок. Ворота жалобно застонали и заходили ходуном под его весом, когда Бугай перекинул через них ногу. На мгновение Егору показалось, что хлипкие ворота сейчас рухнут. Найдется ли тогда хоть толика здравого смысла у свиты Бугая не заржать над своим главарем? Егор на секунду зажмурился от удовольствия, представляя себе падение ненавистного врага, пусть это и породило бы следом бурю сокрушительного гнева. Но Бугай уже ловко перекинул через створку вторую ногу и мгновение спустя глухо приземлился по ту сторону ворот. Судя по тому, что никто не спешил следовать за ним, Егор понял, что настала его очередь.

Он долго корячился на шатающихся под ним воротах, как неуклюжая толстушка‑одноклассница на гимнастических брусьях, пока наконец не перевалился через них и не свалился кулем на землю. Судя по раздавшемуся за спиной подленькому хихиканью его плачевные спортивные потуги тоже засняли на мобильный. Быть ему завтра героем дня. Ну что ж, терять и так нечего. Егор мотнул головой в ответ на подколки Бугая и огляделся. В тусклом свете оставшегося по ту сторону забора фонаря территория полуразрушенного пансионата выглядела не просто жутковатой, а по‑настоящему инфернальной. Деревья с поредевшими кронами, словно в предсмертной молитве, воздевали к чернильному небу костлявые ветви‑руки. Ветер тревожил кроны, отчего «руки» раскачивались и дергались, как у больных пляской Витта. Растянувшееся, словно порванная гармонь, здание главного корпуса хищно поблескивало редкими уцелевшими стеклами. Егору, воображение которого не к месту разыгралось, показалось, будто здание на самом деле живое. Эдакое неведомое чудовище, подстерегающее очередную жертву. Ему даже в шуме ветра расслышалось бурчание голодного брюха.