Кошачья звёздчатая

Стиль читается.

- Да, и обе конца девятнадцатого века. Представляешь, какие они тогда были красивые?

Ове кивнул. Белой даме, потрёпанной временем, не хватало кистей рук, у павлина откололась голова. И всё же скульптура была прекрасна. Он поснимал её так и эдак, посмотрел на Бирту.

- Пойдёшь к ним?

- Ладно.

Бирта пожала плечами и встала перед статуей, чуть сбоку, приобняв закрытый за ненадобностью зонт таким же жестом, каким белая дама обнимала своего павлина. Посмотрела вдаль с тем же открытым выражением доброжелательного, чуть насмешливого интереса, заразительной уверенности в себе и в мире. И тогда Ове, до сих пор считавший девушек существами загадочными и непостижимыми, робевший перед ними тем отчаянней и безнадёжней, чем больше они ему нравились, вдруг понял. Наверное, впервые в жизни. Это был миг кристальной, звенящей, оглушительной ясности.

- Ты успел? - спросила девушка с зонтом, восьмое чудо света.

- Что? - прошептал он.

- Сфоткать.

Сморгнув наваждение, Ове запоздало защёлкал кнопкой. Выждав ещё минуту ради него, Бирта пришла в движение. Ове на мгновение показалось, что дама с павлином тоже переменила позу, и он мысленно пожал руку Александру Фальгьеру. За всё сразу.

Они пошли дальше, не обращая внимания на мелкий дождик, который то начинал накрапывать, то прекращался, словно на каждом дереве прятался невидимый демон с пульверизатором в руках.

Возле пруда собрался целый птичий базар. Там гуляли по берегу куры и утки разных пород, похвалялись оперением нарядные петухи и селезни. Бродили по дорожкам, щипали травку, выпрашивали корм у посетителей, которых из-за переменчивой погоды было немного. Услышав за спиной какой-то шорох, Бирта обернулась.

- Смотри! Белый павлин! - воскликнула она.

- Не может быть. Отсюда его уже не видно, - рассеянно откликнулся Ове.

- Да нет же, не каменный, живой!

- Где?

И правда, следом за ними шествовала большая бумажно-белая птица в аккуратной короне, подметая дорожку своим шикарным хвостом. Увидев, что он оказался в центре внимания, павлин остановился и торжественно растопырил хвост даже не веером, а искусно вырезанной полутораметровой снежинкой. По ажурному фону шли белые глазки на вершинах перьев, различимые лишь по форме. Стараясь не делать резких движений, Ове в тихом восторге полез за фотоаппаратом.

- Какой краса-авец, - протянула Бирта. - Все павлиньи цыпочки будут твои.

Павлин слегка поклонился ей и вдруг повернулся к Ове.