Рыжая

Ноги жалила высокая крапива, кололись шипы татарника, которые не скашивали с тех пор, когда люди перестали заводить коров, потому что старикам тяжело. Деревня дряхлела, как и местные жители. Бабушка с дедушкой тоже когда-то разводили животных: кур, уток и коз. Но потом я уехала в город на учёбу, бросив их без помощи, а они, без сожалений, продали весь молодняк, оставив только десяток кур, петуха и доживающую последние годы козу. Хотя я не знаю, осталось ли у них ещё что-нибудь – не спрашивала.

Пройдя заросли, что благоухали смолой, липой и сухой травой.

Я вышла на поляну, которая горела ярким солнечным светом и меня оглушило. Сверчки, насекомые, осы, зажурчали, заскрипели, зашипели как поток воды, бьющиеся о скалы. Как дождь, семенивший по крышам домов. Поляна раскинулась на немалую территорию и оканчивалась ивой, растущей над логом. По весне там собирался снег, и мелкая талая речушка бежала вперёд до тех пор, пока не встретится с рекой.

Я прикрыла глаза, чувствуя на коже огненный поцелуй солнца, затем отворила их снова, увидев теперь и лес, который нависал над деревней непоколебимым стражем высоких титанов – они не дрожали даже от ветра.

Села на корточки и начала собирать ягоду, посмотрела вдаль, вспоминая, когда была маленькой. Мы с бабушкой также ходили сюда за сбором урожая, а я устав от такой ерунды, и наевшись до тошноты, забиралась наверх ивы, чтобы посмотреть вниз, а бабушка кричала мне, что я негодница. Я улыбнулась сама себе и увидела большую красную ягоду, пытавшуюся спрятаться под листьями и травой.

Сорвала её с глухим щелчком и швырнула в ведёрко. Она пророкотала, упала. Затем вторая-третья, пока дно не перестало быть пустым.

Глаза слипались от пота. Я сорвала ещё ягоды и утёрла предплечьем лоб, обнаружив, что солнце поднялось в зените. Обрыв был совсем рядом и, как обычно, притягивал взгляд, заставляя думать о том, чтобы шагнуть вниз. Не потому, что хотелось убиться, а просто - поразмыслить. Руки потянулись снять шляпку.

Ветерок коснулся вспотевшего затылка. Я протёрла лоб и посмотрела на своё ведёрко, уже полностью забившееся огромной ягодой и бутылку, криво обрезанные под горлышко, и также полными урожая.

Густая трава оцарапала мне ноги, и только сейчас я заметила красные полосы, сравнимые с ягодами в ведре. В городе, где много людей меня никогда не покидало ощущение одиночества, но здесь в одиночестве, я была не одна.

Под ивой зашелестела трава.