Ангелы не умирают

Подозреваю, что там уже багровеет нормальных таких размеров синяк. Это хорошо. Здесь я доволен.

Скоро тьма делается такой густой, что кажется в ней почти не осталось воздуха. Чувствую, что начинаю задыхаться, чернота каменной плитой давит на грудь. Надо встать и немного размяться, подвигаться, чем-то занять себя. Я поднимаюсь под визгливые вопли кровати, но двигаться некуда, я прикован к этой тьме. Наручник стер мне кожу на запястье, и я заталкиваю под стальное кольцо рукав джемпера, делаю несколько приседаний.

Больше не могу. Лоб покрывается горячей испариной.

Слабак! Ну что ты за слабак! Ты даже сдачи дать ему не можешь. Верно, не могу. Он, к сожалению, сильнее меня, намного сильнее. Под черной кашемировой водолазкой (интересно, почему он так любит кашемир) у него бугрятся на груди и плечах литые мышцы. Результат многочасовых тренировок в спортзале, и в комнате у него висит боксерская груша. Он запирает свою дверь на ключ, но я однажды видел. Там было еще что-то странное, но я не успел разглядеть что.

Больше делать нечего и я снова ложусь, пытаюсь уснуть. Знаю, когда проснусь, проблем прибавится, но пока я не хочу об этом думать. Всему свое время. Закрываю глаза и начинаю медленно считать про себя, приманивая сон. Считаю долго и упорно, дохожу сначала до тысячи, потом до трех тысяч и незаметно снова погружаюсь в воспоминания. Что-то меня беспокоит, как маленькая заноза в ладони. Это что-то было на выставке. Я бродил среди вольер с крупными и мелкими породистыми псами, толкался вместе с другими зеваками у площадки, на которой проходили состязания, любовался на лохматых победителей и их счастливых хозяев, устал и купил себе хот-дог с горчицей.

Сел на жесткий пластиковый стульчик у раскладного столика на тротуаре возле уличного кафе, чтобы спокойно перекусить. А что было дальше?…

Ну вот и новая проблема подоспела. Кажется, я больше не могу ее игнорировать. Теперь мне точно нужно отлить. И с каждой минутой это желание напирает все сильнее и сильнее на соответствующий орган.

Кряхтя, сползаю с кровати и пытаюсь нашарить в доступном мне пространстве ведро, одолженное узнику для отправления естественных нужд милосердным тюремщиком. Там, куда я могу дотянуться (на самом деле мало куда), ничего не нахожу. Постепенно сдвигая наручник по дужке кровати, продолжаю судорожно возить рукой по липкому от грязи полу, пальцы натыкаются на какую-то влажную, склизкую субстанцию, и меня передергивает от отвращения.