Добровольная пандемия

Журналисты вопрошали фесмабовцев, мол, почему бесследно, вот же у онелей обычный симбиот есть, как и у всех магов. Представители тушевались, путано рассказывали, что эмка-симбиот онелей, это совсем не та эмка, что вызвала их трансформацию… А людям и жертвам эпидемии — онелям — был нужен простой и понятный ответ, которого не могли дать ни власти, ни пресловутый фесмаб. И кто-то первый крикнул, что это фесмаб и виноват. Глупость, тогда казалось. Кто-то другой заметил, раз онели не могут колдовать, в отличие от обычных магов и вереков, то фесмабу лучше — меньше магического криминала среди них. Кто-то подсказал, что симбиот онелей защищает их от чужой магии, значит опять таки фесмабу проще — число магических травм и убийств сократится. Потом, вспомнили, что у онелей симбиот подключён к сети Академий, а значит фесмаб может за ними всеми следить. Что все маги сразу подключены к этой сети, что следить ни у кого не получилось, да и теоретически не возможно — публику не смутило.

Незадолго до эпидемии сотрудники NMCA — коллеги фесмаба из заокеанской СКМ — раскрыли некую группу магов, которая разработала прообраз симбиота онелей. Он мог превращать людей в онелей, но совершенно точно не умел незаметно распространяться сам. NMCA тогда всю информацию засекретили, скорее всего по привычке. И вот после эпидемии в очень удачное время, когда публика уже была разогрета слухами, эти материалы утекли журналистам.

Почему правительства без особого сопротивления решили отдать СКМ на растерзание толпе — Серов понимал. Конечно, ему было неприятно оказаться одни из козлов отпущения, но политика, ничего не поделать. Любой СКМ не больше года — эмка то появилась совсем недавно, за это время силовики успели организовать свои эмка-подразделения, так что СКМ, наверное, им даже начинали мешать, а тут ещё такой повод появился.

Беспокоил Серова другой вопрос, кому и зачем вообще понадобилось подставлять СКМ? Понятно если бы в одной стране, но целенаправленно и слаженно по всему миру! С этим стоило разобраться. Но потом, когда они с Татьяной выберутся из осаждённого офиса, если, конечно, выберутся.

Константин открыл глаза. Сумрак кабинета прорезали лучи света, сочившиеся меж оконной рамой и плотной шторой, из под стола мерцали зелёные и жёлтые огоньки оргтехники. Справа же, по другую сторону от оконного проёма — места по бокам хватало только на одного, понурив русую голову, грустила Татьяна. Уже почти месяц они были супругами, но он всё ещё называл её по имени.