Художник

Художник

Елена Шилова

Художник

Девушка смотрела на лебедей. Большие белые птицы величаво изгибали шеи, пытаясь выловить из мутной реки редкие крошки хлеба, сварливо переругивались, расправляли крылья и чистили перья, иногда перелетали с места на место... Она просто сидела у самой кромки воды и смотрела. На лебедей, на затянутое тучами небо, на отражавшую его гладь Влтавы. А художник, примостившийся в тихом уголке между облетающих ив, смотрел на нее.Он взялся за карандаш не сразу. В этот раз для того, чтобы увидеть, потребовалось время, хотя обычно ему хватало всего пары мгновений и одного пристального взгляда. К счастью, его случайная модель даже не думала уходить. Она сидела неподвижно уже больше получаса, лишь иногда поднимая руку, чтобы стереть набегавшие на глаза слезы. Ветер ласково перебирал золотые с рыжим отливом пряди, словно пытаясь утешить, теребил обмотанный вокруг шеи платок, касался прохладными пальцами испачканных тушью щек, но девушка не обращала на него внимания. Художника она не замечала тем более, так что он мог не опасаться непонимания и вполне закономерного возмущения. Многие из тех, кого он рисовал, относились к его маленькому хобби весьма холодно. Кто-то просто уходил, кто-то грубил, кто-то грозил пожаловаться в полицию... Он не обижался. Он понимал, что чувствуют эти люди.Постепенно лист под его руками утратил свою белизну. Короткие и длинные, темные и едва заметные штрихи медленно складывались в портрет, перенося на бумагу черты той, что сидела на берегу. Тонкие дуги бровей, чуть-чуть приподнятый кверху аккуратный нос, широко распахнутые серые глаза (тут крадущий цвета грифель ни капли не соврал), мягко очерченные скулы, упрямая линия губ... Точности портрета могли бы позавидовать фотографы, но одно явное отличие между живой девушкой и нарисованной все же было. Первая плакала, вторая улыбалась.Поначалу художник хотел нарисовать улыбку широкой и открытой, но передумал. Этой девушке не пришлась бы к лицу слишком явная, заражающая всех вокруг радость. Те, кто держат горе в себе, даже в одиночестве пытаясь сохранить лицо, и радуются обычно в душе. Они улыбаются иначе: робко, осторожно, словно боясь спугнуть пляшущие в глазах смешинки. Его безымянная муза не обидится на то, что он не стал уподоблять ее звездам глянцевых журналов, сверкающим белозубыми улыбками с обложек. Она, скорее всего, никогда не увидит этот портрет, а если и увидит, то ей уже будет не до обид.